Лешкой Шевляковым навеяно: Был как-то замдеканом математического факультета Андрей Юрьевич Шевляков (кстати, сына его как зовут вы уже знаете). Историй с его участием вагон и маленькая тележка, с чувством юмора у замдекана было все более чем в порядке, я же расскажу только одну. Первый семестр. Идет лекция по чему-то серьезному, вроде матанализа в большой аудитории - 150 человек первокурсников, которые с деканатом еще никогда не сталкивались, поэтому о Шевлякове просто ничего не знают. Андрей Юрьевич заходит в аудиторию и просит преподавателя сделать небольшое объявление. Естественно, преподаватель представляет замдекана свежеиспеченным студентам со всем присущим официозом. Андрей Юрьевич выходит за кафедру и говорит где-то такой текст: - Итак, у нас есть некоторые нерадивые студенты, на которых деканат поставил жирный крест. Я зачитаю список: (тут идет список из приблизительно 50 фамилий). С приказом на отчисление можно ознакомиться в деканате. Спасибо за внимание. Заместитель декана закрывает папку и не торопясь идет к двери которая от кафедры на значительном удалении. Студенты в шоке - каждый обдумывает, что он успел натворить и за какие грехи его отчисляют. Гнетущая тишина, только шаги замдекана. Тут кто-то опомнился на первой парте и успевает задать вдогонку спине в открытой двери вопрос: - Андрей Юрьевич, а что нужно сделать, чтобы не отчислили? Шевляков медленно оборачивается и бросает в обалдевшую аудиторию только одно слово: - Флюорографию.

В одной компании образованная дама рассказывает: - Ну и вернулся он из армии, а его девушка вышла за другого. Он, чтобы изменнице отомстить, закрутил роман с деревенской, та от него забеременела. Бывшая невеста тут же проявила интерес - и стала изменять мужу с ним. Брошенная девица пришла к его матери жаловаться, а та ни то, ни сё - ну она обманутому мужу всё выложила. Тот взбесился, в общем, была драка-поножовщина и дурака-то и зарезали. Лучше б в армии остался. Слегка опоздавшая к началу разговора другая дама со вздохом: - Как типично для этой страны. Гопники, шлюхи, родителям всё по фигу, моральное разложение, разврат! Ничего хорошего тут уже не будет! Пауза. Образованная дама: - Я сюжет оперы Масканьи "Сельская честь" пересказывала. Занавес.

Наше семейное предание. Эта история случилась с моей прабабушкой лет сто назад. В то время ее семья держала овец. Доили их утром, еще до того, как выгонят на пастбище. Способ дойки овец в селе был такой: нужно зайти в сарай, сесть на овцу задом наперед и, обхватив руками и ногами, чтоб не вырвалась, наклониться к задней части овцы и подоить в подставленное ведерко. Ранним утром того дня, который сделал ее известной в ее селе, моя прабабушка вышла доить овец, как обычно. Но необычным было то, что уже случилось этой ночью, но пока себя никак не проявило. Виновник случившегося сидел в сарае, затаившись и обреченно ждал рассвета. Это был волк. Оголодавший волк, который зимой пришел в село. Проделал дыру в крыше и забрался в хлев. Забрался, но, как и положено умному зверю, сначала проверил, сможет ли он выбраться обратно. Не смог. То ли забрался внутрь по сугробу, а изнутри стена была слишком высокой; то ли просто устал серый с кровлей возиться. Почему волк в таких случаях не начинает резать овец, никто не знает. Может, просчитывает все варианты и понимает, что на шум прибегут люди с вилами; и волк просто ждет, что кто-то откроет утром дверь - и тут он неожиданно выскочит и улизнет в лес; а может, волк просто впадает в уныние и теряет аппетит. Так или иначе, но шум волк ночью не поднял, затаился до утра среди овец, поближе к дверям и свежему воздуху, и принялся ожидать, что будет. Моя сонная прабабушка зашла в темный хлев, быстро и плотно закрыла за собой дверь, по привычке придержав коленом рванувшуюся было к выходу овцу, и попыталась ее оседлать. Она не поняла, почему так случилось, что эта вырывающаяся, но все-таки оседланная «овца» словно вообще обезумела, когда прабабушка обхватила ее ногами и руками и попыталась нащупать вымя в густой «овечьей» шерсти. Конечно, бабушка не успела ничего нащупать, потому что овца начала скакать и прыгать по тесному хлеву с неистовой и совершенно непонятной, как для домашней овцы, силой. От испуга и чтобы не упасть, моя прабабушка посильнее ухватилась за густую шерсть «овцы» и принялась громко вопить. «Овца», в очередной раз прыгнув на стену, наконец отворила дверь, выскочила на дорогу и понеслась в направлении к лесу. Прабабушка, оседлавшая «овцу», все же не сдавалась - она просто была не в состоянии разжать свои сведенные судорогой пальцы. Волк (а это был он), пробежал 50 метров и упал. От перенесенного потрясения у серого не выдержало сердце. Не сразу, но моя прабабушка поднялась и встала с мертвого уже волка. Не глядя на сбежавшихся сельчан, побрела домой. Ей нужно было переодеться. Оставшиеся овцы ждали дойки.