Московская консерватория, концерт: Брамс, Чайковский. Дирижирует сэр Роджер Норрингтон (Великобритания). Третий звонок после антракта. Публика долго рассаживается, хлопают двери, шумно. Сэр Норрингтон ждет тишины, стоя лицом к оркестру. Вот снова хлопнула дверь. Сэр Норрингтон поворачивается боком и недовольно застывает в долгой выразительной паузе. Вот, кажется, все на месте. Сэр Норрингтон взмахивает палочкой - но тут снова хлопает дверь! Сэр Норрингтон поворачивается к залу спиной и несколько раз шаркает на него ногами, повторяя движения собачки, зарывающей свои "дела"... А ведь прав был Жванецкий: что-то не так в этой самой консерватории!

В последнее время ближайшие родственники озаботились зубным здоровьем, вот и вспомнился услышанный много лет назад рассказ знакомого. Т. к. не была свидетелем, за истинность не могу ручаться, да и историю за это время слышало множество людей, так что, может, кто-нибудь уже и поведал ее миру. Начать Гена решил со стоматологии, причем лечить пожелал зубы все и сразу. Понятно, процедура недешевая. Подкопил денег, выбрал клинику и, собрав все свое мужество, явился в назначенный срок. Поплелся, короче, на эшафот. Симпатичная дама средних лет, сидящая за стойкой, осчастливила предложением: - Вы можете заплатить в 10 раз меньше, если согласитесь, чтобы Вас лечил практикант. Конечно, крайне соблазнительно уменьшить количество ноликов в итоговой сумме, но преодолев один из смертных грехов-алчность, Гена решил на здоровье не экономить. Сидит Гена в стоматологическом кресле, в соседнем находится женщина. Вокруг пациентки бегает молоденькая студенточка, то один инструмент схватит, поковыряется во рту у несчастной, то другое орудие пытки идет в дело. Бедная жертва экзекуции ни на что не реагирует, ей, похоже, уже все равно. Рядом сидят и наблюдают за данным действом два солидных товарища, явно преподаватели. Отчаявшаяся юная дантистка поворачивается к своим наставникам и со слезами в голосе говорит: - Я уже 4(!) часа мучаюсь c этим зубом, и ничего не выходит. Один из наблюдателей произносит: - Ну что ж, зачета не будет. Мораль сей басни такова: "Мы не настолько богаты, чтобы покупать дешевые вещи."

Заболел. Температура за 39. Сознание какое-то плавающие. Жена сказала, что позвонит участковому врачу (она ее хорошо знает) и ушла на работу. Через час пришла пришла врач, посмотрела, сказала, что с такой температурой нечего идти в аптеку и какие нужны лекарства она позвонит и скажет жене. Прошел еще час. Звонок в дверь. Ну думаю:"Жена сходила в аптеку и принесла лекарства. И как всегда лень ей доставать ключи от двери." Иду и открываю дверь. Голова в каком-то тумане. За дверью стоят два мужика и держат ГРОБ. Задают вопрос:"Куда нести?". У меня мысли:"Ну все. Участковая сказала жене что мне хана и та уже все организовывает похороны." Пытаюсьотбится:"Мужики, да я вроде еще живой". На это они мне заявляют:"Да это тебе так кажется. Пока. Давай время не тяни, нам еще примерить надо." Начанаю тихо сползать на пол. Чувствую, что сейчас потеряю сознание. Один из мужиков с удивлением смотрит и говорит другому:"Слушай, посмотри в накладной, какой номер квартиры." Тот отвечат:"Шестая". Первый спрашивает:"Это шестая квартира?" "Нет восьмая"- завляю им с великой радостью. И закрываю дверь. Оказывается ночью умерла соседка. Я об это не знал.

Занятная история приключилась с моим знакомым еще в советские времена. Был (и сейчас существует) такой заочный университет народного искусства – или как-то так. Обучают в этом университете всех, кому вдруг захочется стать художником, артистом, режиссером, фотографом или оператором, а то и вовсе музыкантом. Точнее, принимают всех, а уж там дальше – как выйдет. Говорят, что некоторые, получив первый навык владения кистью или домрой, в дальнейшем даже забивали всяких народных своей креативностью и неординарностью. Знакомый этот работал на шахте, заработки у него были солидные, бросать свое забойщицкое дело он не собирался, а «на художника» выучиться хотел для души, для удовольствия. И способности у него были. Университет заочный, работы свои преподавателям «студенты» отправляли по почте, общались с консультантами тоже письменно. А надо сказать, что человек этот самый знакомый весьма основательный. Когда настало время выполнять зачет по разделу «натюрморт» в карандаше и акварелью, он в бабкином сарае нашел старую игрушку - лошадь-качалку, куклу дочкину взял с ободранными волосами и облупившимся носом, сложил все это добро возле собачьей будки и изобразил пастельными карандашами, отгоняя периодически собаку Шарика, чтобы не нарушал требования жанра – «натюр»-то должен быть «морт». К акварельному рисунку подошел тоже серьезно: на рынке у знакомой девушки Марины был куплен шматок сала «с прорезью» - розоватого, с крупинками серой соли, в огороде выдернуто пару луковиц с зеленым пером, редиска заблестела малиновыми отмытыми боками, буханка черного хлеба устроилась рядом с салом. После некоторых раздумий в центр композиции была помещена извлеченная из холодильника бутылка «Пшеничной». Рисунок удался: цветовые контрасты черного-белого, зеленого-красного, игра капелек воды на запотевшей бутылке – это было классно. Автор упаковал свои произведения в плоский пакет бандероли, отнес на почту и стал ждать заслуженного зачета с похвалами. Через месяц пришел ответ – преподаватель отметил стройность композиции, умело изображенную игру света и тени, творческий подход… И велел еще раз пройти тему из теоретического курса – о перспективе. «Вы совсем не учитываете перспективу, соотношение размеров предметов на вашем рисунке ошибочно, - писал он. – Ведь это же невозможно: чтобы сало было вровень с буханкой хлеба, такого сала не бывает». - Конечно, - говорил мой знакомый, - в московских магазинах не бывает. А в Донбассе на базаре – есть. То он цепляется, небось, потому что без слез на такую радость смотреть не может. Как бы мне хотелось написать, что пришлось ему снова на рынок идти, напрягать знакомую девушку Марину, чтобы предоставила кусок сала посолиднее – в Москву отправлять, для наглядности. Но нет – истина дороже! …Знакомый все сокрушался: ну, не принимают там заказные бандероли – только плоские конверты. Так и не пришлось профессору по натюрмортам увидеть настоящее сало, которое «с прорезью», розоватое, с крупинками серой соли…