У нас на местном языке русские слова имеют ударения на другие слоги и соответственно по другому звучат. Буквально вчера: сидим с партнерами по работе в кабинете. Кабинет довольно большой, человек 15 сотрудников со всеми причиндалами в виде столов, стульев, компьютеров и т. д. Зазвонил телефон, кто-то поднял трубку и позвал одного из сотрудников (пусть будет это А.). Он не долго разговаривал, положил трубку и обратился к другому: - саныч, дай 100 рубь до вечера. Так, как такие вещи давно вошли в обиход, Саныч без лишних слов достал деньги и отдал ему. Гена мигом вышел из комнаты и через некоторое время пришел с грудой картошки в большой сетке. Сетку положил при входе в углу и все забыли о ней. К вечеру приезжает сотрудник (Б.), который выезжал из города по служебным делам и спрашивает Гену: (Б)-Ты купил мне карточку? А он не поднимая глаз: (А)-Вон, у вешалки на полу. А деньги отдай Санычу. (Б. , недоуменно) - Как на полу? Подходит к указанному месту, бросает взгляд на сетку и поворачивает обратно: (Б) -Ты не шути! Дай карточку! Оказалось, по телефону А. вместо карточки (т. н. экспресс оплаты) услышал картошку. Нам забавно было взглянуть на лица обоих участников, смотрящих друг в друга недоуменно. А картошку забрал домой другой сотрудник.

Народные автомобили Капитализм свалился на наши головы неожиданно, как кирпич с крыши. К счастью, обошлось без сопровождения кровожадных революций. Живыми остались, и на том спасибо. При всех издержках капитализма, в его основе заложен здравый смысл. В результате, когда скопытился социализм, – хищно сверкнул зубами рыночный оскал, и опустошенные закрома родины в одночасье заполнились всем, чего душа пожелает. А душа, не будь дурой, желала денег, причем преимущественно с изображением заокеанского Президента в обрамлении красочных пейзажей на зеленом фоне. Наш народ, сильно озабоченный патриотизмом, в целом мечтательный и не склонный к грубому физическому труду, с изумлением обнаружил, что новая система оплаты труда за одну только веру в светлое капиталистическое будущее, ничего существенного не обещает, требуется совсем другой эквивалент – как минимум добросовестно пахать, а как максимум уметь делать что-нибудь полезное. Раньше купить автомобиль было сложней, чем теперь весь автозавод на корню. Наивные автолюбители годами маялись в сомнительных очередях возле единственного в Ростове автомагазина, еженедельно отмечаясь в многотысячных списках очередников. Заканчивалась эта бодяга, как и следовало ожидать, исчезновением списков вместе с теми, кто их вел. Это была легкая разминка перед строительством через нынешних финансовых пирамид. Ау, господин Мавроди... Отчаянные оптимисты упрямо продолжали верить клятвенным заверениям властей, что уже на подходе недорогие, доступные, народные автомобили. И точно, вскоре появились "Запорожцы" и "Жигули". Но родные партия и правительство в очередной раз поимели своих доверчивых граждан: не были легковушки дешевыми и доступными тоже не были. Моя первая встреча с долгожданным детищем Запорожского автозавода состоялась у ворот нашего автомотоклуба, где были расположены мотосекция, автошкола и гаражи. Вот туда притащили на буксире миниатюрный, словно игрушечный автомобиль, который в народе ехидно прозвали "горбатым". Вскоре любознательные автолюбители докопались, что симпатичную малолитражку украинские плагиаторы до винтика слизали с модели всемирно известной фирмы "ФИАТ" и даже поленились сочинить свой собственный логотип, а в их фирменный щит втулили наш незатейливый – "ЗАЗ". Но внешне удачная копия внутренне сильно недотягивала до оригинала: новорожденный оказался хилым, болезненным и капризным хлопцем. Владельцем доставленного к нам "Запора" оказался немолодой представитель какой-то мандариновой республики, заполучивший "горбатого" таинственным способом прямо с завода. По пути домой он решил заночевать под Ростовом. Употребив с полбутылки горилки, уснул прямо в машине, а утром обнаружил, что известная на всю страну ростовская шпана очистила его автомобиль, вплоть до насоса. После этого посягательства на целомудренную гордость Запорожских умельцев, "горбатый" категорически отказался заводиться: то ли обиделся, то ли сперли что-то важное из мотора. Я отвел скисшего обладателя этого сокровища к нашему механику дяде Леше, грузному пенсионеру профессорского вида и такого же апломба. К машине он важно шагал горделивой походкой ученного, обремененного тяжким бременем славы и знаний, которого назойливые почитатели по пустякам отвлекают от дел первостепенной важности. За ним на почтительном расстоянии следовала свита ассистентов, то есть нас, любопытных спортсменов, жаждущих поближе познакомиться с новинкой отечественного автопрома. В глубокой задумчивости "профессор" обошел вокруг "пациента" и царственным жестом указательного пальца велел открыть крышку переднего капота. Хозяин с угодливой поспешностью исполнил приказ, и мы устремили свои нетерпеливые взоры вовнутрь, в ожидании того, как медицинское светило будет делать уникальную операцию. Под капотом зияла первозданная пустота, без каких-нибудь намеков на пребывание там мотора. Дядя Леша достал носовой платок, тщательно протер стекла очков, снова их водрузил на место и, убедившись, что не померещилось, произнес: "Джигит, у тебя не только насос, у тебя двигатель сперли!". "Слюшяй, дядя, – с характерным шашлычным акцентом возмутился кавказец, – у моего скакуна мотор сзади!". Неисправность дядя Леша устранил, но его репутация была изрядно подмочена. Накануне появления другой малолитражки, также итальянской породы, в автомотоклубе заблудились предок будущих "Жигулей" – "Фиат-126". Для каких-то загадочных целей его доставили уже в безнадежно-измочаленном состоянии из Москвы, и он надолго обосновался в мастерских, покинуть которые своим ходом у него не было ни малейшего шанса. Толковые механики открестились от него сходу, справедливо полагая, что запчастей на этот хлам не предвидится; к нашим машинам их поступало мизерное количество, да и те до слесарей доходили редко, исчезали они прямо со склада, хотя и не бесследно: в ближайшие выходные всплывали на стихийном авторынке. По совокупности неблагоприятных обстоятельств под убитым "Фиатом" в яме находился Тарас Варава, переведенный из водителей в слесари за пьянство. Угрюмый и неряшливый, в замасленном до зеркального блеска комбинезоне, от которого уже весело отражались солнечные зайчики, он в слесарном деле смыслил мало, и из всего многообразия инструментов предпочитал лом и кувалду, которую уважительно называл "кувалдометром". В тот день, о котором пойдет речь, Тарас пребывал в особо мрачном настроении, и было отчего: зарплата слесаря его квалификации была хорошей, но маленькой: хватало ее от силы на неделю, и почти вся она расходовалась на выпивку. Когда был водилой, выручали шабашки, а теперь сидеть в сырой яме под этим раздолбанным дерьмом буржуазного происхождения было тоскливо и унизительно. Украсть бы чего, но эта мечта казалась несбыточной: все, что можно было продать, сперли и без него – вон на той неделе свинтили из бухгалтерского сортира унитаз, и с концами... А в это время в мотосекцию забрел интеллигентного вида молодой человек. Как и положено интеллигенту, он был при галстуке и в очках, лацкан его пиджака украшал блестящий значок с ленинским профилем. Хорошо поставленным тенорком, как на собрании, он заверещал: "Товарищи, партийное руководство нашего института "Раздолбайстройпроект" в виде поощрения, как бессменного секретаря комитета "ВЛКСМ", поставило меня на очередь желающих приобрести будущую малолитражку Волжского автозавода. Я выяснил, что ваша организация имеет аналогичную машину, и мне хотелось бы получить исчерпывающую характеристику о ее ходовых качествах". Юра Марков привел свое лицо в состояние уважительной приветливости и охотно сообщил гостю: "Вы очень вовремя подошли! Как раз сейчас в боксе № 2 представитель итальянского завода обследует ходовую часть "Фиата" после эксплуатации по нашим дорогам", и объяснил, как пройти ко второму боксу, где находится иностранный специалист сеньор Варавио, которого легко узнать по блестящему кожаному комбинезону и который, кстати, сносно изъясняется по-русски. Вежливо поблагодарив Маркова, любознательный комсомольский вожак со счастливой улыбкой на лице легкой трусцой устремился к заветному боксу. С трудом отворив тяжелые ворота, он присел на корточки у смотровой ямы и членораздельно, чтобы понятно было иностранному гостю, произнес: "Уважаемый синьор Варавио, извините, что я вас отвлекаю, но мне необходима ваша консультация по поводу особенностей автомобиля вашей прославленной фирмы. Руководство нашего... ". Он не успел договорить, как в проеме между бампером "Фиата" и краем смотровой ямы возникла чумазая образина, украшенная щетиной недельной давности, и из ее рта, не полностью укомплектованного зубами, посыпалась виртуозная брань, где самым пристойным словом было "козел". Незадачливый автолюбитель был уже далеко за воротами клуба, а до него все еще доносились хриплые вопли "синьора", вложившего в них всю ярость и тоску неопохмелившегося слесаря низшего разряда.