К 5000-ному юбилейному выпуску. Фре и Ракетчику, заставившим тряхнуть стариной. Пошли мы в июле с приятелем на небольшой прудик карпов половить. На весь день пошли с припасами. Закинули снасти, сидим рыбачим. Порыбачим, закусим, порыбачим, закусим, покурим. Погода была хорошая, солнечно и не жарко особо и такая у нас хорошая беседа завязалась под рыбалку, что кажется, вот тут бы и жил всю жизнь. За спиной у нас находился небольшой кустарник, и приятель решил осмотреть, что там, за этим кустарником происходит. Осмотреться он решил серьёзно, салфеток бумажных целую пачку взял. А я сижу, на птичек, мимо пролетающих любуюсь, мысленно разговор продолжаю. Ибо разговор уж очень приятный был – о бабах. Об абстрактных бабах всегда и говорить, и думать приятно. И вдруг ловлю себя на мысли, что напеваю достаточно грустный романс «Динь-динь-динь, динь-динь-динь, колокольчик звенит…» Стоп! Колокольчик звенит! Звенит колокольчик! Со всей пьяной прыти подсекаю спиннинговое удилище, в донку переквалифицированное, и вижу как над моей головой, по кругу, радиусом много-много метров, где-то в поднебесье пролетает рыба. Помахав плавниками чайкам и дроздам, она пошла на снижение у меня за спиной. За вышеуказанными кустами было небольшое болотце, на противоположенном берегу которого находились заросли ивы. Вот в эти-то ивы грузило и, что там ещё после полёта осталось, и угодило. Крючков было много и все они (или большая часть) зацепились за ветки. А мне хорошо так, спокойно и лениво. «Ладно – думаю – леска крепкая, так попробую выдрать». И не сходя с места, начинаю оборот за оборотом леску на катушку наматывать. Вот она идёт всё сложнее, а ветви уже и не шебаршат, а всё изгибаются и уже пытаются удилище у меня вытянуть. Ну, я всем телом за удилище как дёрнул. Крючки освободились, дерево разогнулось, а я благополучно хлопнулся в прибрежную грязь. И, что странно, в унисон с моим криком «Мать!» раздался такой же крик из кустов, только громче и протяжней. Приподымаюсь, смотрю около кустов, друг мой с невидимым противником дерётся. Отмахивается руками и ногами, а глаза большие – большие и бешеные – бешеные. Я встал, подошёл. Он успокоился, а дыхание у него сбитое, весь возбуждён, руки-ноги в леске, а на боку, вцепившись парой крючков в футболку, висит карпик, сантиметров 30-35 в длину. Я так долго соображал, когда рыбка клюнула, что карп успел крючок с манкой как говорится «до жопы» проглотить и не сорвался, а когда я леску сдёрнул груз с карпом полетели почти по прямой, на которой оказался возвращающийся приятель. А теперь его впечатления: Иду, тишина, красота! Вдруг, кто-то через деревья ломится, пулей от туда выскакивает, налетает на меня и когтями вцепляется! Хорошо что хоть «от туда» шёл, а не «туда», совсем оконфузиться мог бы!

Серега, по прозвищу Веник, кроме своей хозяйственности (см. старую историю от 28 июня 2005г), отличался также склонностью воспринимать жизнь сложнее, чем она есть. К примеру, в свои неполные тридцать был сильно озабочен правильным питанием. И строго следовал какой-то весьма сложной системе что-то вроде раздельного питания. Чем постоянно провоцировал соседей по рабочему месту на разнообразные реакции, начиная от беззлобных подначек и заканчивая едва ли не дракой. А потому что еще он был заядлым спорщиком. Причем, как и множество советских граждан, культурой дискуссии не владел совершено. Победить старался не силой аргументов, а криком, перебиванием и переходом на личности. Не брезговал, бывало, и прямыми оскорблениями. Обнаружив при первом же обсуждении какой-то совершенно безобидной темы такую персональную особенность, я сделал для себя выводы и больше в дискуссии не вступал, обходясь высказыванием своего мнения и игнорируя попытки втягивания в разговор. Но мне проще – по работе я с ним не контактировал, да и рабочее место мое было хоть и близко, но чуть в стороне. А вот коллегам по рабочей группе приходилось туго. Ну в самом деле, как проистекал рабочий день советского инженера, просиживающего штаны в «ящике»? Пришел, покурил, попил чайку, поговорил про футбол-хоккей, поработал (или поделал вид), пообедал. Отдохнул, попил чайку, покурил, поговорил, поработал, свободен. Обед – середина дня, его сердцевина. До обеда работник ждет обеда, после него – конца рабочего дня. А тут Веник со своими баночками и алюминиевой ложкой. Два приема правильной пищи. Первый – за час до того как все пойдут обедать, то есть когда голод достигает апогея, завтракали-то большинство сигаретой по дороге к автобусу. А второй прием – через два часа как все отобедали в столовой, и еда вызывает легкое отвращение. Клац-клац по стеклу. Чав-чав. Само собой, раздражались коллеги и выражали недовольство вслух. А Венику только того и надо – слово за слово, готов очередной ожесточенный спор на тему «сахар – сладкая смерть, соль – белая смерть, гречка – мелкая смерть, мясо – вредно, мясо с картошкой – просто яд». И весь коллектив слушает, кто с интересом, кто с раздражением, а кто и участие принимает. Но вот пришли тяжелые времена, и с едой в стране стало совсем плохо. Все на себе почувствовали. По прошествии двух десятилетий в такое уже не верится, да и не все помнится. Нынешней молодежи и вовсе не объяснишь что такое дефицит продуктов питания. А тогда это была острая проблема, и чем дальше – тем острее. Веник, который ранее мог себе позволить и орехи, и мед, и другие носители белка и калорий, перешел на голую капусту и морковь. И что странно – начал заметно полнеть. Коллеги не преминули отметить данный факт и начали приставать с ехидными вопросами. Веник поначалу вяло отбрехивался, но потом взял инициативу в свои руки: – Я и мой организм – разные сущности, – изрек Веник мудрость и победно замолчал. Что на это возразить, коллеги не нашлись. Охренев от откровения, негласно признали тактическое поражение и начали готовить обходной маневр. Прежде всего, была нужна информация, и получить ее можно было только от Веника. Пара наводящих вопросов, и увлекшийся Веник вывалил на них целый ворох бесценных сведений. Каких он шарлатанов начитался, я не знаю. Да и пояснения его точностью формулировок и согласованностью построений не отличались, зато отличались многословием. Вкратце, сводились они к тому, что физическое тело, «организм», который материалисты принимают за человека, есть не сам человек, а всего лишь его проявление в вульгарном физическом мире. А человек представляет собой гораздо более сложную систему, состоящую еще из множества астральных тел, каждое со своим названием, назначением и проявлениями. Забыв про причину спора, коллеги с азартом принялись выяснять подробности. Целую неделю они занимались подсчетом и классификацией тонких материй, используя Веника как справочник. Веник путался, злился и орал. Коллеги в долгу не оставались. И когда этот дурдом достиг совершенно невменяемого накала, начальник сектора Дима вмешался: – Слышь, Веник! Как я помню, ты хотел объяснить, с чего толстеешь, а развел бодягу на неделю. Может ты, наконец, объяснишь, что имел в виду? – Так то и имел, что не надо путать божий дар с яичницей. Я – это не мой организм. – В смысле? – Да в том смысле, что это он толстеет, а не я! – Ага-ага, ну да, как же иначе? Конечно он! Только все равно неясно от чего. Жрешь-то ты... извини, жрет-то он капусту да морковь. – Если бы! – тяжко вздохнул Веник. – Раньше ему хватало правильной еды, которой я его кормил. А теперь не хватает, потому как рацион изменился. Поэтому ночью, когда я сплю, он встает, идет к холодильнику и жрет всякую гадость. Колбасу, сыр, сырые сосиски, яйца, молоко с хлебом. Вот и разжирел, зараза!