После забав с фотографиями,хочу начать понастоящему большую тему - о княжестве Московском.Хочу начать этот долгий разговор (не знаю,выдержат ли его читатели) потому,что Москву теперь принято ненавидеть - мол,все деньги здесь,всю Россию обескровили,а,если бы не это,то и Россия без Москвы процветала бы.



Что ж,доля истины в этих словах есть.Но я не о тех злых,которые окопались в Кремле,а о о москвичах,коренных и новых,об их предках - словом,не о власти, а о народе,о Москве-матушке,которую до слёз люблю,хотя повидал много других,очень и красивых,и таинственных,и душевно прекрасных городов,но люблю только её,хотя от Москвы остается всё меньше,подгрызают ее со всех сторон,да когда ж было не так?



Если не пожары,так новые строительства,вот хоть бы Калининский проспект или Олимпийский комплекс.Сейчас уже не все и представят,какие дома были на месте этих холодных пустот.Но Москва,как слоёный пирог,что-то остается от прежнего времени,на него наслаивается новое.которое тоже потом частично исчезает,но не совсем и,при желании,можно отыскать такое,чего и быть-то уж никак не должно, а вот есть же!
Но,ладно,от слов к делу,точнее,к истории.

Мос­ко­вия
«И почему было Москве царством быть, и кто то знал, что Москве государством слыть?»
«Сказание об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы»



Эта кни­га о Ру­си Мо­с­ков­ской - сна­ча­ла о ве­ли­ком Мо­с­ков­ском кня­же­ст­ве, за­тем о Мо­с­ков­ском цар­ст­ве, ко­то­рым пра­ви­ли по­след­ние из ди­на­стии мо­с­ков­ских Рю­ри­ко­ви­чей. Хро­но­ло­ги­че­ски это вре­мя с XV по XVI ве­ка, точ­нее от смер­ти сы­на Дмит­рия Дон­ско­го, ве­ли­ко­го кня­зя Ва­си­лия, в 1425 го­ду, до кон­чи­ны ца­ря Фе­до­ра Ива­но­ви­ча, по­сле­до­вав­шей в 1598 го­ду, за ко­то­рой, по­сле крат­ко­го прав­ле­ния Бо­ри­са Го­ду­но­ва, на­ча­лись пе­чаль­но па­мят­ные Смут­ные вре­ме­на.173 го­да - ис­то­ри­че­ски ни­чтож­ный срок, да и ин­те­рес­ный ли? Что ж, вспом­ним лишь од­но имя - царь Ио­анн Гроз­ный. Это ко­нец ор­дын­ской за­ви­си­мо­сти и по­ис­ки ду­хов­ных пу­тей для даль­ней­шей жиз­ни. Мно­гие на­ши про­бле­мы, ко­то­рые мы ста­ра­ем­ся раз­ре­шить ны­не, ро­ди­лись имен­но в те вре­ме­на.

Но по­че­му имен­но Мо­ск­ва? Слу­чай­но ли имен­но этот рус­ский го­род стал рус­ской сто­ли­цей в XV ве­ке и со­хра­нил свое гла­вен­ст­вую­щее по­ло­же­ние и по сей день? Ведь бы­ли же на­ши­ми сто­ли­ца­ми - толь­ко при Рю­ри­ко­ви­чах, и дру­гие го­ро­да - Ста­рая Ла­до­га, Ки­ев, Вла­ди­мир? Ведь пре­тен­до­ва­ли же на ве­ли­кий стол и иные рус­ские кня­же­ст­ва! - Пре­тен­до­вать-то пре­тен­до­ва­ли, но ис­пол­нить, но вот своё же­ла­ние од­ни не мог­ли (на­при­мер, обес­кров­лен­ная та­та­ра­ми Тверь), а дру­гие не толь­ко мог­ли, а и не хо­те­ли (что Нов­го­ро­ду или Пско­ву до Ни­зо­вой Ру­си).

Ни факт за­хва­та Юри­ем Дол­го­ру­ким куч­ков­ских вла­де­ний, ни уве­ли­че­ни­ем мо­с­ков­ских вла­де­ний Ива­ном Ка­ли­той, ни строи­тель­ст­во мо­на­сты­ря его сы­ном Да­нии­лом, ни ав­то­ри­тет Дмит­рия Дон­ско­го не сде­ла­ли Мо­ск­ву сто­ли­цей Ру­си. Пол­но­прав­ной гла­вой го­су­дар­ст­ва го­род стал, по­жа­луй, толь­ко при Ива­не III. Ка­рам­зин пи­сал о том, что он: «…был и пер­вым, ис­тин­ным Са­мо­держ­цем Рос­сии, за­ста­вив бла­го­го­веть пред со­бою Вель­мож и на­род, вос­хи­щая ми­ло­стию, ужа­сая гне­вом, от­ме­нив ча­ст­ные пра­ва, не­со­глас­ные с пол­но­вла­сти­ем Вен­це­нос­ца». А ис­то­рик Со­ловь­ев до­бав­лял: «Ио­ан­ну III при­над­ле­жит по­чет­ное ме­сто сре­ди со­би­ра­те­лей Рус­ской зем­ли, сре­ди об­ра­зо­ва­те­лей Мо­с­ков­ско­го го­су­дар­ст­ва».

И все же, толь­ко од­ной вла­сти ве­ли­ко­го кня­зя не­дос­та­точ­но, что­бы сде­лать Мо­ск­ву ду­шой Рос­сии. И тут, по­ми­мо кня­зя Да­нии­ла Ива­но­ви­ча, сле­ду­ет вспом­нить ми­тро­по­ли­та Мо­с­ков­ско­го Алек­сея, па­мять о слав­ных де­лах ко­то­ро­го от­час­ти за­тмил его ве­ли­ко­леп­ный уче­ник Сер­гий Ра­до­неж­ский.

В XIV ве­ке, при кня­зе Да­нии­ле Алек­сан­д­ро­ви­че, из Чер­ни­гов­ско­го кня­же­ст­ва прие­хал в Мо­ск­ву боя­рин Фео­дор Бя­конт из ро­да Пле­щее­вых. В 1300 г. у не­го ро­дил­ся сын, ко­то­ро­го при кре­ще­нии на­рек­ли Елев­фе­ри­ем. Кре­ст­ным от­цом у не­го стал вто­рой сын мо­с­ков­ско­го кня­зя, Ио­анн, поз­же за свою бе­реж­ли­вость про­зван­ный Ка­ли­той. Бо­яр­ский сын рос в про­ка­зах и за­ба­вах. И вот од­на­ж­ды, ко­гда Елев­фе­рий ста­вил сил­ки для птиц, его от лет­ней жа­ры раз­мо­ри­ло, он ус­нул и во сне от­чет­ли­во ус­лы­шал чей-то го­лос, ска­зав­ший с уко­риз­ной: «За­чем, Алек­сий, ты на­прас­но тру­дишь­ся?» Маль­чик не­мед­лен­но про­снул­ся, го­то­вый оп­рав­ды­вать­ся, но ря­дом с ним ни­ко­го не бы­ло. Сло­ва­ми за­па­ли ему в па­мять и Елев­фе­рий дол­го раз­ду­мы­вал над их смыс­лом. Воз­мож­но, имен­но они и при­ве­ли его спус­тя во­семь лет в Бо­го­яв­лен­ский мо­на­стырь, где юно­ша при­нял по­стриг - стал мо­на­хом, по­лу­чив но­вое имя - Алек­сей. В мо­на­сты­ре он под­ру­жил­ся с ино­ком Сте­фа­ном, стар­шим бра­том. Сер­гия Ра­до­неж­ско­го.


Че­рез 20 лет ми­тро­по­лит Фео­гност по­свя­тил ино­ка Алек­сия в сан епи­ско­па Вла­ди­мир­ско­го, же­лая ви­деть его сво­им за­мес­ти­те­лем. Та­ким об­ра­зом, Алек­сий стал епи­ско­пом в сто­ли­це Ру­си то­го вре­ме­ни и ве­ли­кий князь Се­мен Гор­дый (1316-1354)по­ру­чил ему за­бо­тить­ся о сво­ей се­мье. В страш­ном 1354 го­ду от чу­мы умер­ли и ми­тро­по­лит Фео­гност и ве­ли­кий князь. Го­су­дар­ст­во не дол­го ос­та­ва­лось без вла­сти - ад­ми­ни­ст­ра­тив­ной и ду­хов­ной. Ве­ли­кий стол за­нял князь Иван II Крас­ный (или До­б­рый), а Алек­сей от­пра­вил­ся в мет­ро­по­лию - сто­ли­цу Ви­зан­тии, го­род Кон­стан­ти­но­поль, где пат­ри­ар­хом Фи­ло­фе­ем был по­свя­щен в ми­тро­по­ли­та Ки­ев­ско­го и Вла­ди­мир­ско­го. По­сле воз­вра­ще­ния на ро­ди­ну но­вый гла­ва рус­ской церк­ви сво­ей ре­зи­ден­ци­ей из­брал Мо­ск­ву. Как и его пред­ше­ст­вен­ни­ки - свя­ти­те­ли Петр (ми­тро­по­лит с 1308,уц­мер в 1326 го­ду; пе­ре­вел ми­тро­по­ли­чью ка­фед­ру из Вла­ди­ми­ра в Мо­ск­ву) и Фео­гност.

Вско­ре сла­ва Алек­сия как ве­ли­ко­го чу­до­твор­ца дос­тиг­ла Зо­ло­той Ор­ды и хан по­тре­бо­вал, что­бы рус­ский ми­тро­по­лит из­ле­чил его же­ну Тай­ду­лу. Ина­че, мол, пой­дет на Русь вой­ной. И, хо­тя по­мо­щи не про­сят уг­ро­за­ми, Алек­сей ре­шил по­ехать. Его от­го­ва­ри­ва­ли, счи­тая, что по­езд­ка в Ор­ду это вер­ная смерть и Русь опять ос­та­нет­ся без ду­хов­но­го пас­ты­ря. Да и де­ло ли это гла­вы церк­ви ехать за три­де­вять зе­мель, да­бы ис­це­лить ино­зем­ку и языч­ни­цу?! Но не под­вер­гать же со­оте­че­ст­вен­ни­ков опас­но­сти, да и хворь не зна­ет ни различия веры, ни пле­ме­ни - ко­сит, всех без раз­бо­ра.

Пе­ред отъ­ез­дом в Ус­пен­ском со­бо­ре Крем­ля он от­слу­жил мо­ле­бен Божь­ей Ма­те­ри при ра­ке чу­до­твор­ца ми­тро­по­ли­та Пет­ра. Во вре­мя мо­леб­на са­ма со­бой за­го­ре­лась све­ча. Эту све­чу свя­ти­тель Алек­сий раз­дро­бил на ма­лень­кие час­ти и раз­дал при­сут­ст­во­вав­шим, про­ся их мо­лить­ся, а из ос­тав­шей­ся у не­го час­ти сде­лал не­боль­шую све­чу и взял ее с со­бой в опас­ный путь.

Пе­ред са­мым его при­ез­дом Тай­ду­ла уви­де­ла во сне, что ее ис­це­ля­ют хри­сти­ан­ские свя­щен­ни­ки в бле­стя­щих ри­зах, и, про­снув­шись, ве­ле­ла из­го­то­вить та­кие ри­зы. Хан встре­тил свя­ти­те­ля с че­стью и ввел его к сво­ей суп­ру­ге.

Свя­ти­тель об­ла­чил­ся в по­дан­ную ему ри­зу, за­жег чу­до­твор­ную све­чу, от­слу­жил мо­ле­бен и ок­ро­пил Тай­ду­лу свя­той во­дой. И чу­до со­вер­ши­лось: она ис­це­ли­лась!


В риз­ни­це Ус­пен­ско­го со­бо­ра до на­ших дней хра­ни­лось дра­го­цен­ное коль­цо, по­да­рок бла­го­дар­но­го ха­на свя­ти­те­лю Алек­сию. А хан­ша Тай­ду­ла по­да­ри­ла ему при­над­ле­жав­ший ей в Крем­ле уча­сток зем­ли, на ко­то­ром свя­ти­тель Алек­сий ос­но­вал Чу­дов мо­на­стырь в честь чу­да Ар­хи­стра­ти­га Ми­хаи­ла. Увы, этот мо­на­стырь был унич­то­жен боль­ше­ви­ка­ми.

Ве­ли­кий князь Ио­анн II Крас­ный умер мо­ло­дым, и ми­тро­по­лит Алек­сий стал опе­ку­ном его на­след­ни­ка, вось­ми­лет­не­го кня­зя Дмит­рия (бу­ду­щий ве­ли­кий князь Дмит­рий Дон­ской). Кро­ме то­го, ми­тро­по­лит воз­глав­лял бо­яр­скую ду­му, ко­то­рая пра­ви­ла стра­ной при ма­ло­лет­нем кня­зе. В сво­ей по­ли­ти­ке Алек­сей при­дер­жи­вал­ся про­сто­го и по­нят­но­го прин­ци­па - объ­е­ди­не­ния рус­ских зе­мель в еди­ное го­су­дар­ст­во. У не­го не бы­ло со­мне­ния в том, что не Вла­ди­мир, а толь­ко Мо­ск­ва спо­соб­на стать во гла­ве Ру­си. Это­му он учил сво­ему вос­пи­тан­ни­ка - кня­зя Дмит­рия и по этой же при­чи­не во всех зе­мель­ных спо­рах при­ни­мал сто­ро­ну мо­с­ков­ских кня­зей.

Еще важ­нее бы­ло ду­хов­ное зна­че­ние свя­ти­те­ля Алек­сия. Его учи­тель, Фео­гност, был уче­ни­ком ви­зан­тий­ско­го тео­ло­га Гри­го­рия Па­ла­мы (1296-1359),со­ста­вил его житие. Почерпнутое у Па­ла­мы - о мо­лит­ве Ии­су­со­вой (то есть, об иси­хаз­ме) он пе­ре­да­вал в пись­мах Алек­сею, а он - сво­ему лю­би­мо­му уче­ни­ку, Сер­гию Ра­до­неж­ско­му. Эта пре­ем­ст­вен­ность по­зво­ля­ла соз­дать са­мый со­вер­шен­ный мо­на­стыр­ский ус­тав. Этот ус­тав окон­ча­тель­но ут­вер­жден­ный Сто­гла­вым со­бо­ром в 1551 го­ду стал обя­за­тель­ным.

Кро­ме то­го, Алек­сей очень мно­го сде­лал для раз­ви­тия жен­ско­го мо­на­ше­ст­ва, вы­ве­дя его, как это бы­ло рань­ше, из под­чи­не­ния муж­ским мо­на­сты­рям.

Ми­тро­по­лит не был бы святым, если бы не мог пред­ви­деть бу­ду­ще­го. Но уви­ден­ное его пе­ча­ли­ло и, желая из­бе­жать гря­ду­щих бед, он хо­тел по­ста­вить во гла­ве пре­по­доб­но­го Сер­гия Радонежского. Он отказался, ответив: «От юно­сти мо­ей, вла­ды­ко, я не был зла­то­нос­цем». Алек­сей по­нял и не стал на­стаи­вать.

Он скон­чал­ся 1378 го­ду и был по­гре­бен в Чу­до­вом мо­на­сты­ре. Поз­же его не­тлен­ные мо­щи бы­ли пе­ре­не­се­ны в Бо­го­яв­лен­ский со­бор, ко­то­рый час­то на­зы­ва­ли так же Алек­се­ев­ским. Ис­то­рия это - од­ной из ве­ли­чай­ших московских святынь, столь уди­ви­тель­на, что мы ни­как не мо­жем обой­ти ее мол­ча­ни­ем.



Как пти­ца Фе­никс из пе­п­ла…
«О ве­ли­кий Хри­стов угод­ни­че, свя­тый че­ло­ве­че Бо­жий Алек­сие, ду­шею на не­бе­си Пре­сто­лу Гос­под­ню пред­сто­яй, на зем­ли же дан­ною ти свы­ше бла­го­да­тию раз­лич­ная со­вер­ша­яй чу­де­са!»
Мо­лит­ва свя­то­му Алек­сию, че­ло­ве­ку Бо­жию

Ес­ли вы про­чи­та­ли пре­ды­ду­щую гла­ву, то уже знае­те, что ми­тро­по­ли­та Алек­сея сле­ду­ет счи­тать од­ним из ду­хов­ных от­цов Мо­ск­вы, а, ста­ло быть, и всей Мо­с­ков­ской Ру­си - Рос­сии. Од­на­ко об­ре­тен­ные в XV веке его не­тлен­ные мо­щи ныне уте­ря­ны, мо­ги­ла свя­ти­те­ля раз­ру­ше­на и за­бы­та, а о па­мят­ни­ке не­из­вест­но­му чи­нов­ни­кам Алек­сею и ре­чи нет. Есть толь­ко на­де­ж­да, что свя­тые мо­щи и имя свя­ти­те­ля про­явят­ся вновь, про­изой­дет уз­на­ва­ние и рас­кая­ние, как это и с его тез­кой, Алек­се­ем че­ло­ве­ком Божь­им, жив­шем в пя­том ве­ке. Ведь со­хра­ни­лись на Верх­ней Крас­но­сель­ской ули­це фраг­мен­ты мо­на­сты­ря, ос­но­ван­но­го свя­ти­те­лем -там, где место его по­след­не­го успо­коения.

Рас­ска­жем же об этом Бо­го­яв­лен­ском мо­на­сты­ре, в тра­ги­че­ской судь­бе ко­то­ро­го, как в зер­ка­ле, от­ра­зи­лась жизнь на­ше­го на­ро­да. Ска­жем сра­зу, что он, как и мно­гие дру­гие мо­с­ков­ские мо­на­сты­ри, был за­крыт, а за­тем сне­сен боль­ше­ви­ка­ми. Но без­обра­зия тво­ри­лись в бо­лее от­да­лен­ные от нас вре­ме­на, раз­ве что мас­шта­бы бы­ли не те, да и ци­низ­ма та­ко­го свет не ви­ды­вал.

Ис­то­рия мо­на­сты­ря за­га­доч­на. Из­вест­но, что сам свя­ти­тель в мо­ло­до­сти при­нял по­стриг в оби­те­ли то­го же на­зва­ния. Ве­ро­ят­но, тот мо­на­стырь с те­че­ни­ем вре­ме­ни за­хи­рел и был вос­ста­нов­лен в 1360 го­ду, ко­гда по прось­бе сво­их сес­тер боя­рынь Уль­я­ны и Юлии Фе­до­ров­ны Бя­конт (а мо­на­ше­ст­ве они по­лу­чи­ли но­вые име­на - Иу­лиа­на и Ев­до­кия), ос­но­вал пер­вую в Мо­ск­ве жен­скую оби­тель. До это­го мо­на­хи и мо­наш­ки жи­ли в од­них и тех же мо­на­сты­рях.

Мо­на­стырь не раз ме­нял свое ме­сто. По­на­ча­лу он сто­ял там, где За­чать­ев­ский мо­на­стырь (там сто­ит храм За­ча­тия Ан­ны, ря­дом с гос­ти­ни­цей «Рос­сия»), по­том - по­сле страш­но­го по­жа­ра, пе­ре­ехал в Чер­то­лье (в на­ро­де это ме­сто за­час­тую на­зы­ва­ли Чер­то­вы­ми ку­лиж­ка­ми или ку­лич­ка­ми. Это в кон­це ули­цы Вол­хон­ки, вы­хо­дя­щей на Кро­пот­кин­скую на­бе­реж­ную). По­след­нее пе­ре­се­ле­ние - в Крас­ное се­ло (рай­он мет­ро Крас­но­сель­ская) бы­ло на­силь­ст­вен­ным и дра­ма­тич­ным.

Ино­ки­ня ска­за­ла, что, ес­ли ее с се­ст­ра­ми на­силь­ст­вен­но вы­го­нят из род­ной оби­те­ли, то она про­кля­нет это ме­сто на­все­гда. Так и про­изош­ло, ко­гда дожд­ли­вым ут­ром 17 ок­тяб­ря 1837 го­да сол­да­ты вы­не­сли игу­ме­нью за во­ро­та и ак­тив­но «по­мог­ли» ино­ки­ням пе­ре­брать­ся со всем хо­зяй­ст­вом во вновь от­стро­ен­ные кир­пич­ные двух­этаж­ные до­ма око­ло церк­ви Воз­дви­же­ния Кре­ста Гос­под­ня (ны­не Верх­няя Крас­но­сель­ская ули­ца, 17). Этот пе­ре­езд был вы­зван тем, что им­пе­ра­тор Ни­ко­лай I раз­вер­нуть строи­тель­ст­во хра­ма Хри­ста Спа­си­те­ля, по­свя­щен­ный Оте­че­ст­вен­ной вой­не 1812.

Ра­бо­ты шли труд­но и дол­го - поч­ти пол­ве­ка, лишь в 1883 го­ду он был ос­вя­щен и от­крыт. Про­шло еще око­ло по­лу­ве­ка и по ре­ше­нию Со­вет­ско­го пра­ви­тель­ст­ва 5 де­каб­ря 1931 храм был взо­рван. На мес­те хра­ма пред­по­ла­га­лось воз­ве­де­ние гран­ди­оз­но­го Двор­ца Со­ве­тов с ги­гант­ской фи­гу­рой Ле­ни­на на кры­ше. Не по­ду­чи­лось - в 1960 го­ду здесь был по­стро­ен от­кры­тый бас­сейн «Мо­ск­ва». Про­шло 34 го­да и храм Хри­ста Спа­си­те­ля на­ча­ли вос­ста­нав­ли­вать. Сей­час его при­ня­то счи­тать сим­во­лом ду­хов­но­го воз­ро­ж­де­ния Рос­сии…

Как мы уже ска­за­ли, Бо­го­яв­лен­ский мо­на­стырь был пер­вой жен­ской оби­те­лью Мо­ск­вы, а, ко­гда поя­ви­лись и дру­гие, он стал стар­шим над ни­ми. Этот мо­на­стырь не толь­ко Бо­го­яв­лен­ским и, в честь ос­но­ва­те­ля, Алек­се­ев­ским, но и Ста­ро­де­вичь­им (от­нюдь не по­то­му, что здесь жи­ли ста­рые де­вы, а что­бы от­ли­чать оби­тель от, ска­жем, Но­во­де­вичь­е­го мо­на­сты­ря, ос­но­ван­но­го ве­ли­ким кня­зем Ва­си­ли­ем Вто­рым в 1540 го­ду.

Ес­те­ст­вен­но, что на про­тя­же­нии су­ще­ст­во­ва­ния мо­на­сты­ря (а это пять с по­ло­ви­ной ве­ков!) с ним бы­ло свя­за­но мно­го важ­ных ис­то­ри­че­ских со­бы­тий, а ве­ли­кие кня­зья, за­тем ца­ри - осо­бен­но пер­вые Ро­ма­но­вы, Ми­ха­ил и его сын Алек­сей, по­се­ща­ли свя­тую оби­тель.

Го­ре­ст­ным сто­ном в сте­нах оби­те­ли ото­звал­ся рас­кол рус­ской церк­ви. По­на­ча­лу в мо­на­сты­ре жи­ла же­на Ни­ки­ты Ми­но­ви­ча Ми­но­ва - бу­ду­ще­го пат­ри­ар­ха Ни­ко­на, а за­тем здесь то­ми­лись его жерт­вы, в ча­ст­но­сти млад­шая се­ст­ра зна­ме­ни­той рас­коль­ни­цы боя­ры­ни Фео­до­сии Мо­ро­зо­вой, кня­ги­ня Ев­до­кия Уру­со­ва. От­сю­да кня­ги­ню (ее се­ст­ра бы­ла за­клю­че­на в Пе­чер­ском под­во­рье на Ар­ба­те) во­зи­ли для пы­ток на ды­бе на Ям­ской двор. За­тем ис­тер­зан­ную Ев­до­кию вер­ну­ли в мо­на­стыр­скую тем­ни­цу для то­го толь­ко, что­бы уже че­рез не­сколь­ко дней пе­ре­пра­вить в Бо­ров­ский мо­на­стырь - на по­жиз­нен­ное за­клю­че­ние в зем­ля­ной яме. По­нят­но, что это «по­жиз­нен­ное за­клю­че­ние» бы­ло до­воль­но крат­ким - спус­тя три го­да бед­ная жен­щи­на скон­ча­лась. Боя­ры­ня пе­ре­жи­ла её все­го на два ме­ся­ца. Обе­их сес­тер по­хо­ро­ни­ли в Бо­ров­ске их бра­тья Фе­дор и Алек­сей Про­кофь­е­ви­чи.

На­по­ле­о­нов­ская ок­ку­па­ция Мо­ск­вы так же ос­та­ви­ла чер­ный след в ис­то­рии оби­те­ли. До 1812 го­да мо­на­сты­рю, не­ус­тан­ны­ми тру­да­ми (про­да­жа сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ной про­дук­ций и ма­ну­фак­ту­ры соб­ст­вен­но­го из­го­тов­ле­ния - сте­га­ных оде­ял и вы­ши­тых из­де­лий; бы­ли и не­ма­лые по­жерт­во­ва­ния при­хо­жан), уда­лось со­брать при­лич­ную сум­му де­нег. Пред­ви­дя гря­ду­щие бед­ст­вия, игу­ме­нья Ан­фия Коз­лов­ская ос­та­ви­ла со­кро­ви­ща оби­те­ли, на­ко­п­лен­ные в те­че­ние сто­ле­тий, в тай­ни­ке: их по час­тям за­ры­ли в тра­пез­ной и в ке­лье ка­зна­чей­ши. По­сле это­го са­ма игу­ме­нья с боль­шин­ст­вом сес­тер уе­ха­ли из Мо­ск­вы, ос­та­вив для ох­ра­ны ка­зна­чей­шу и не­сколь­ких мо­на­хинь.

Ка­зна­чей­ша пред­при­ня­ла оп­ре­де­лен­ные ме­ры для то­го, что­бы от­вес­ти гла­за вра­гов от спря­тан­ных де­нег: в тра­пез­ной и кель­ях бы­ло ус­та­нов­ле­но не­сколь­ко ла­вок с ле­жа­щи­ми на них яко­бы за­раз­но боль­ны­ми се­ст­ра­ми. Во­рвав­шие­ся сю­да фран­цуз­ские сол­да­ты, уви­дев уми­раю­щих ста­рух, за­быв о раз­вле­че­ни­ях и опа­са­ясь за соб­ст­вен­ное здо­ро­вье, уш­ли бы­ло прочь. Но вско­ре вер­ну­лись за тем, что­бы под пыт­ка­ми у здо­ро­вых мо­на­хинь вы­ве­дать, где те пря­чут зо­ло­то. Увы, гра­би­те­ли за­бы­ли о хва­ле­ной фран­цуз­ской га­лант­но­сти и, как го­во­рит­ся в со­став­лен­ных поз­же за­пис­ках, мо­на­хи­ни «бы­ли бес­че­ло­веч­но му­че­ны, а од­на уби­та; три, ис­кав­шие спа­се­ния в по­гре­бе, за­дох­ну­лись от ды­ма».

По­сле из­гна­ния фран­цу­зов со­кро­ви­ща по ука­за­нию но­вой игу­ме­ньи Афа­на­сии час­тич­но из­рас­хо­до­ва­ли на вос­ста­нов­ле­ние оби­те­ли, а че­рез 77 лет игу­ме­нья Ан­то­ния от­кры­ла при мо­на­сты­ре цер­ков­но­при­ход­скую шко­лу, о ко­то­рой упо­ми­на­ет­ся еще в до­ку­мен­тах за 1914 год.

Оби­тель на про­тя­же­нии сво­ей ис­то­рии не­сколь­ко раз сго­ра­ла, под­час дот­ла, но тут же, слов­но ми­фи­че­ская пти­ца Фе­никс, воз­ро­ж­да­лась из пе­п­ла.

На мес­те ос­но­ва­ния пер­вой ке­льи - бу­ду­ще­го Бо­го­яв­лен­ско­го мо­на­сты­ря, италь­ян­ский ар­хи­тек­тор Але­виз Фря­зин (италь­я­нец из Ми­ла­на) по­стро­ил ка­мен­ную цер­ковь Алек­сея че­ло­ве­ка Божь­е­го. В том же го­ду храм сго­рел. Пе­ре­еха­ли в Чер­то­лье, на кру­той бе­рег ре­ки Вол­хон­ки. В 1611 г., в Смут­ное вре­мя, мо­на­стырь сго­рел уже на но­вом мес­те, и, ка­за­лось бы, ис­то­рия его долж­на бы­ла бы окон­чить­ся. Од­на­ко царь Ми­ха­ил Фе­до­ро­вич по со­ве­ту от­ца пат­ри­ар­ха Фи­ла­ре­та в 1625 г. по­стро­ил на пе­пе­ли­ще но­вую цер­ковь свя­то­го Алек­сея че­ло­ве­ка Божь­е­го с при­де­ла­ми Тих­вин­ской Божь­ей Ма­те­ри и За­ча­тия свя­той Ан­ны и во­зоб­но­вил мо­на­стырь. Од­на­ко че­рез че­ты­ре го­да силь­ный по­жар опять унич­то­жил все по­строй­ки мо­на­сты­ря.

По­сколь­ку в мар­те это­го же го­да у ца­ря Ми­хаи­ла Фе­до­ро­ви­ча ро­дил­ся на­след­ник Алек­сей, он опять раз­ре­шил во­зоб­но­вить здесь же ста­рую оби­тель. Уже в 1634 г. ка­мен­щи­ки Он­тип Кон­стан­ти­нов и Три­фон Ша­ру­ти­нов по­строи­ли в мо­на­сты­ре церк­ви Пре­об­ра­же­ния и Алек­сея че­ло­ве­ка Божь­е­го. 29 мая 1737 го­да, в Чер­то­лье вспых­нул Тро­иц­кий по­жар, ко­то­рый унич­то­жил в мо­на­сты­ре все де­ре­вян­ные зда­ния и серь­ез­но по­вре­дил ка­мен­ные по­строй­ки. Но, как не еди­но­жды в про­шлом, оби­тель бы­ла вско­ре вос­ста­нов­ле­на. В 1812 го­ду, во вре­ме­на на­ше­ст­вия На­по­ле­о­на не­при­ятель­ские гре­на­де­ры ра­зо­ри­ли и вновь со­жгли мо­на­стырь.

Боль­ше­ви­ки в на­ча­ле 20-х го­дов про­шло­го ве­ка мо­на­стырь жечь не ста­ли, по­про­сту его за­кры­ли, а все по­ме­ще­ния, в том чис­ле и хра­мо­вые, за­ня­ли под жи­лье или под хо­зяй­ст­вен­ные це­ли. Но вот что по­ра­зи­тель­но - ми­ну­ли со­вет­ские вре­ме­на, и сей­час, на Верх­ней Крас­но­сель­ской за но­вым жи­лым до­мом, по­став­лен­ным на мес­те хра­ма ар­хан­ге­ла Ми­хаи­ла, тра­пез­ной и кор­пу­са на­стоя­тель­ни­цы, сто­ит храм Алек­сея че­ло­ве­ка Божь­е­го, при­спо­соб­лен­ный, прав­да, бы­ло под рай­он­ный Дом пио­не­ров, а вос­точ­нее его, че­рез вновь про­ло­жен­ную ма­ги­ст­раль, вы­сит­ся об­вет­шав­ший пя­ти­гла­вый храм Всех Свя­тых, не­ко­гда сто­яв­ший поч­ти в цен­тре клад­би­ща.
О Ста­ро­де­вичь­ем же клад­би­ще - от­дель­ный рас­сказ.



Ста­рое де­ви­чье клад­би­ще
«Два чув­ст­ва див­но близ­ки нам -
В них об­ре­та­ет серд­це пи­щу -
Лю­бовь к род­но­му пе­пе­ли­щу,
Лю­бовь к оте­че­ским гро­бам.
Алек­сандр Сер­гее­вич Пуш­кин

Для мо­на­хинь од­ним из спо­со­бов за­ра­бо­тать се­бе на про­пи­та­нии бы­ла про­да­жа зем­ли для за­хо­ро­не­ния на клад­би­ще при оби­те­ли. Лю­ди - ко­му это бы­ло по кар­ма­ну, охот­но по­ку­па­ли зем­лю, ве­ря, что, ес­ли их по­хо­ро­нят на мо­на­стыр­ской зем­ле, то они ока­жут­ся бли­же к Бо­гу. Так воз­ле мо­на­сты­рей об­ра­зо­вы­ва­лись да­же не про­сто мес­та за­хо­ро­не­ния, а на­стоя­щие пан­те­о­ны па­мя­ти. Сто­ит ли пе­ре­чис­лять име­на тех, кто был пре­дан зем­ле в Алек­сан­д­ро-Нев­ской Санкт-Пе­тер­бурж­ской лав­ре или на мо­с­ков­ском Но­во-Де­вичь­ем? Слиш­ком длин­ным по­лу­чил­ся бы спи­сок, ко­то­рый и без то­го, мы уве­ре­ны, вам из­вес­тен. На клад­би­ща идут - не толь­ко на Дмит­ров­скую суб­бо­ту, но и в дру­гие дни не толь­ко для то­го, что­бы при­вес­ти в по­ря­док мо­гил­ку близ­ких ро­ди­чей, но и что­бы от­дать дань па­мя­ти ве­ли­ким лю­дям.

У ка­ж­до­го тут свои при­ори­те­ты: для од­но­го это Бул­га­ков, для дру­го­го - Хру­щев. Име­на эти па­мят­ны по­то­му, что о них мно­го го­во­рят и пи­шут. Ну, а ес­ли не пи­шут и не го­во­рят, то, что же, они, не об­лас­кан­ные сла­вой уже и не нуж­ны нам? Как ста­нет не­нуж­ным нам пусть и не са­мый зна­ме­ни­тый, но род­ной дед или про­стая, но та­кая до­ро­гая и лю­би­мая ба­буш­ка? Нет, ко­неч­но, нет. Они - любимые потому, что родные. А Родина - эта та земля, в которой покоятся наши предки. Потому ее и защищают от врагов, проливая свою кровь - берегут счастье живых и покой усопших.

На Стародевичьем, или Алексеевском, кладбище, еще в Чертолье, была родовая усыпальница древнего княжеского рода Щербатовых, ведших свой род от черниговской ветви Рюриковичей. То есть, они могли и великий стол претендовать, но служили великим московским князьям и царям на высших должностях: были и воеводами, и боярами, и окольничими, и стряпчими, и стольниками. Так, Меркурий Александрович в конце XVI века в Сибири порядок наводил, будучи воеводой в Тобольске. Воеводами были и братья Лука и Константин Осиповичи. Последний и поляков бивал, и войско Степана Разина побил у села Мурашкино, а под конец жизни стал енисейским воеводой.

Не затерялись Щербатовы и в последующие времена: Иван Ан­д­рее­вич (1696-1761), при Пет­ре II был по­слан­ни­ком в Испании, а при Ан­не Ио­ан­нов­не - в Кон­стан­ти­но­по­ле и Лон­до­не, за­тем со­сто­ял ви­це-пре­зи­ден­том Ком­мерц-кол­ле­гии, пре­зи­ден­том Юс­тиц-кол­ле­гии и се­на­то­ром. Ми­ха­ил Юрь­е­вич(1686-1738) - ге­не­рал-май­ор и ар­хан­ге­ло­го­род­ский гу­бер­на­тор, на­чал свою служ­бу при Пет­ре, уча­ст­во­вал в це­лом ря­де сра­же­ний в Ве­ли­кую се­вер­ную вой­ну и в шес­ти из них был ра­нен. Ми­ха­ил Ми­хай­ло­вич (1737-1790) - из­вест­ный ис­то­рик. Алек­сей Гри­горь­е­вич (1777-1848) - ге­не­рал от ин­фан­те­рии. Уча­ст­во­вал в вой­нах с Фран­ци­ей и Тур­ци­ей; в 1813 г. одер­жал бле­стя­щую по­бе­ду над фран­цуз­ской ди­ви­зи­ей генерала Пю­то на рекеБоб­ре под Ле­вен­бер­гом, взяв в плен 3000 человек и 16 артору­дий.

В 1844 году стал Мо­с­ков­ским генерал-гу­бер­на­то­ром или, по-современному, мэром. Другой Щербатов, князь Алек­сандр Алек­сее­вич (1829-1902) - об­ще­ст­вен­ный дея­тель, был в 1860-х годах мо­с­ковским го­род­ским го­ло­вой. Но, конечно, на Алексеевском кладбище лежали не все Щербатовы.

Или, скажем, блистательный род дворян Паниных, возведенных в графское достоинство! Наверное, сейчас трудно понять, сколь важное значение имели в старину тонкости придворного ритуала. Например, величайшей честью было для Никиты Панина нести фонарь перед государем Иваном Четвертым во время свадебного шествия. Да и другие Панины верой и правдой служили царю и отечеству. Никита Федорович был воеводой последовательно в Карачеве, Ржеве, Валуйках, Пронске. А Иван Иванович, перед тем как в 1675 году стать думным дворянином, служил воеводой в Поль­ше и Са­ран­ске. Повоевал и Василий Никитич - ходил походами против Разина.

На монастырском кладбище был похоронен генерал-поручик и сенатор Иван Васильевич Панин(1673-1736) не только прославившийся своими подвигами, но и родивший двух славных сыновей, Никиту и Петра, перечислять заслуги которых перед Россией можно очень долго. Поэтому ограничимся лишь самой краткой справкой: Никита Иванович Панин (1718-1783) - граф, российский государственный деятель и дипломат, почетный член Петербургской Академии наук; с 1747 года посланник в Дании, Швеции. Участник дворцового переворота 1762 года. Воспитатель Павла I. В 1763-81 руководил Коллегией иностранных дел. Автор конституционных проектов.

Петр Иванович Панин - так же граф, генерал-аншеф (по-современному - генерал армии); участник Семилетней и русско-турецкой 1768-1774 годов войн. С июля 1774 года командовал карательными войсками в борьбе против армий Емельяна Пугачева.

Или другой княжеский род, ведущий свое начало от Рюрика - Шаховские. На кладбище покоился прах одного из ближайших сподвижников Петра Великого генерал-аншефа Алексея Ивановича Шаховского (умер в 1752 году) - се­на­тор и пра­ви­тель Ма­ло­рос­сии (кто не знает, это - Украина).

Тут же лежали русские дворяне Загряжские, род которых, по ска­за­ни­ям древ­них ро­до­сло­вий, идет от та­та­ри­на Иса­ха­ра, во кре­ще­нии Гав­рии­ла, «му­жа че­ст­на, свой­ст­вен­ни­ка ца­ря Ор­дын­ско­го», выехавшего к великому князю Дмит­рию Дон­ско­му и бывший у него «ближ­ним че­ло­ве­ком». Его потомок, Дмитрий Давыдович, трижды ездил русским послом в Тевтонский орден, а сын Данило в 1536 году был послан к крымскому хану. Так осталось и в дальнейшем: Вла­ди­мир Фе­до­ро­вич Загряжский был по­слом в Ав­ст­рии. Ар­те­мий Загряжский (1674-1754) - ге­нерал-ан­ше­фом и ка­зан­ским гу­бер­на­то­ром.

Или Юш­ко­вы - ста­рин­ный рус­ский дво­рян­ский род, ве­ду­щий свое на­ча­ло от вы­ехав­ше­го из Зо­ло­той Ор­ды к ве­ли­ко­му кня­зю Дмит­рию Ива­но­ви­чу Зе­уша, после крещения - Сте­фа­на. От стар­ше­го его сы­на Юрия по­шли Юш­ко­вы. Из них бо­лее из­вест­ны: Иван Гри­горь­е­вич, вое­во­да в Бе­ле­ве и Пе­ре­мыш­ле (1614-1621); Гав­ри­ил Кон­стан­ти­но­вич, дво­ря­нин мо­с­ков­ский, вое­во­да кур­ский; Пи­мен Де­мен­ть­е­вич, дво­ря­нин мо­с­ков­ский, вое­во­да псков­ский, со­тен­ный го­ло­ва в Мо­ск­ве и Мо­жай­ске, уча­ст­ник взя­тия Се­бе­жа (1632).

Уже на новом месте, в Красном селе, появилось и новое монастырское кладбище, на котором были похоронены многие известные люди. Иное время - иные люди. Это живописец Илларион Михайлович Прянишников (1839-1894),чьи работы хранятся в Третьяковской галерее. Это известный историк литературы Алек­сандр Алек­сан­д­ро­вич Ша­хов (1850-1877) - ис­то­рик ли­те­ра­ту­ры.

Это прекрасный романист и археолог Алек­сандр Фо­мич Вельт­ман (1800- 1870).Его перу принадлежат исторические и фантастические романы «MMMCDXLVIII год, ру­ко­пись Мар­ты­на За­де­ки», «Ко­щей Бес­смерт­ный», «Свя­то­сла­вич, вра­жий пи­то­мец», «Лу­на­тик», «Рот­мистр Чер­но­книж­ни­ков, или Мо­ск­ва в 1812 году», «Но­вый Еме­ля, или Пре­вра­ще­ния» и другие не читанные вами произведения.

Можно вспомнить еще имена прекрасного мемуариста Фи­липп Фи­лип­по­вича Вигеля, замечательного скульптора Николая Александровича Рамазанова (ему принадлежат многие горельефы на внешних стенах храма Христа Спасителя - «Вла­ди­мир­ская Бо­жия Ма­терь», «Святая ца­ри­ца Алек­сан­д­ра», «Ма­рия Ма­гда­ли­на»", «Святой князь Да­ни­ил Мо­с­ков­ский» и другие). Или великолепных писательниц Шаликовых, Александру Ивановну и ее племянницу Наталью Петровну.

Зачем мы вспоминаем эти имена? Для того чтобы вы поняли, что всё это, вместе с надгробиями на Алексеевском монастырском кладбище уничтожено, и вам неизвестно.


Свя­той за­ступ­ник
«Как же мне по­стиг­нуть те­бя, Сер­гий, от­че!.. Дай, Гос­по­ди, мне, греш­но­му и зем­но­му, опи­сать че­ло­ве­ка не­зем­но­го и без­греш­но­го».
Дмит­рий Ми­хай­ло­вич Ба­ла­шов, «По­хва­ла Сер­гию»



О Сер­гее Ра­до­неж­ском ска­за­но столь­ко, что до­ба­вить что-то к уже ска­зан­но­му, и не по­вто­рит­ся, уже, ка­жет­ся, не­че­го. Но все же нам хо­те­лось бы ска­зать, что пре­по­доб­ный Сер­гий не толь­ко ос­но­вал под Мо­ск­вой Трои­це-Сер­гие­ву лав­ру, не толь­ко бла­го­сло­вил Дмит­рия Дон­ско­го на ре­шаю­щую бит­ву за не­за­ви­си­мость Ру­си, он сде­лал не­срав­ни­мо боль­ше - дал об­ра­зец пра­вед­ной жиз­ни для всех бу­ду­щих вре­мен. Чи­тая жи­тие Сер­гия нель­зя не улы­бать­ся так, буд­то чи­та­ешь пре­крас­ную при­клю­чен­че­скую по­весть (прав­да, и ав­тор Жи­тия один из луч­ших рус­ских пи­са­те­лей - Епи­фа­ний Пре­муд­рый).

Во­об­ще, в преж­ние вре­ме­на жизнь Сер­гия слу­жи­ла ис­точ­ни­ком вдох­но­ве­ния для мно­гих хо­ро­ших пи­са­те­лей. Сре­ди них - ке­ларь Лав­ры Ав­раа­мий Па­ли­цын, ав­тор пре­крас­ной «По­вес­ти об оса­де Трои­це-Сер­гие­вой лав­ры». Ес­ли вы еще не знае­те, то там речь идет о Смут­ном вре­ме­ни, ко­гда по­ля­ки, за­хва­тив­шие Мо­ск­ву, по­пы­та­лись ов­ла­деть и мо­на­сты­рем, да не тут-то бы­ло! Ни прель­сти­тель­ны­ми пись­ма­ми, ни пу­шеч­ным ог­нем не уда­лось по­ко­ле­бать стой­ко­сти рус­ских.

И вот в это, очень труд­ное для его де­ти­ща вре­мя, Сер­гий явил­ся в мо­на­сты­ре, что­бы под­дер­жать оса­ж­ден­ных - мо­на­хов, вои­нов, жен­щин и де­тей. И по­яв­ле­ние его бы­ло …очень убе­ди­тель­ным и дей­ст­вен­ным.

Па­ли­цын пи­шет: «В день не­дель­ный по ут­рен­нем пе­нии по­но­марь Ири­нарх сел от­дох­нуть и ус­нул и уви­дел вхо­дя­ще­го в ке­лию ве­ли­ко­го чу­до­твор­ца, ко­то­рый ска­зал по­но­ма­рю:
- Ска­жи, брат, вое­во­дам и рат­ным лю­дям, что к пив­но­му дво­ру бу­дет силь­ный при­ступ. Ска­жи, что­бы они не ос­ла­бе­ва­ли и с на­де­ж­дой дер­жа­ли обо­ро­ну.

И ви­де­ли свя­то­го хо­див­ше­го по гра­ду, и по служ­бам, кро­пя­ще­го свя­той во­дой мо­на­стыр­ские строе­ния. По­сле из­вес­тия чу­до­твор­ца с вос­кре­се­нья на по­не­дель­ник, в треть­ем ча­су но­чи, за­гре­ме­ли пуш­ки и мно­го­чис­лен­ное ли­тов­ское во­ин­ст­во, гром­ко кри­ча, уст­ре­ми­лось к го­род­ским сте­нам со всех сто­рон. Про­тив же пив­но­го дво­ра по­ло­жи­ли мно­же­ст­во бре­вен и хво­ро­ста, со­ло­мы и смо­лы, и за­жгли ост­рог у пив­но­го дво­ра, и на тот огонь сбе­жа­лись рус­ские лю­ди и мно­го по­би­ли не­при­яте­ля, и огонь по­га­си­ли, и ост­ро­гу сго­реть не да­ли.

По дру­гим сте­нам гра­да "ко­зы" с ог­нем вниз спус­ка­ли и ли­тов­ских лю­дей мно­го по­би­ли».
Так Сер­гий под­ска­зал, от­ку­да вра­ги бу­дут де­лать под­коп и, тем са­мым, по­мог от­ра­зить оче­ред­ную ата­ку.
Пред­стал он с пре­ду­пре­ж­де­ни­ем не толь­ко пе­ред низ­ши­ми цер­ков­ны­ми чи­на­ми, но и пе­ред на­стоя­те­лем мо­на­сты­ря. Вот как об этом го­во­рит­ся у Па­ли­цы­на: «В то же вре­мя в церк­ви пре­свя­тая Трои­цы ар­хи­ман­д­рит Ио­саф ус­нул и вне­зап­но уви­дел свя­то­го и бла­жен­но­го от­ца на­ше­го Сер­гия чу­до­твор­ца стоя­ще­го про­тив чу­до­твор­но­го об­раза свя­той жи­во­на­чаль­ной Трои­цы, под­няв ру­ки вверх и со сле­за­ми мо­ля­ще­го­ся Трои­це.

И об­ра­тил­ся свя­той к ар­хи­ман­д­ри­ту:
- Встань, брат. Сей­час вре­мя для пе­ния и мо­литв, да не прие­дет на вас на­пасть. Гос­подь все­силь­ный свои­ми щед­ро­та­ми от мно­го­го вас убе­рег, и в бу­ду­щем по­мо­жет по­то­му, что вы в по­кая­нии жи­ве­те.
Ар­хи­ман­д­рит про­снул­ся и рас­ска­зал о том лю­дям... »

Яв­ле­ние Сер­гия при­да­ва­ло лю­дям кре­пость ду­ха, бы­ло пред­вес­ти­ем их по­бе­ды, при­чем не толь­ко си­лой ору­жия, сколь­ко и да­же пре­ж­де все­го, си­лой сво­ей ве­ры. Си­ла ве­ры это не сло­ва, а дей­ст­вие, спо­соб­ное от­вра­тить вра­га, что и про­ис­хо­ди­ло под сте­на­ми мо­на­сты­ря: «Дню же на­став­шу па­мя­ти свя­то­го му­че­ни­ка Дмит­рия ми­ро­точ­ца Со­лун­ско­го, в пер­вый час дня, ар­хи­ман­д­рит Ио­саф со всем ос­ве­щен­ным со­бо­ром и ино­ка­ми, и весь на род, взяв че­ст­ные кре­сты и чу­до­твор­ные ико­ны, на­ча­ли об­хо­дить по сте­нам гра­да, и мо­ле­ния вос­сы­ла­ли к все­ми­ло­сти­во­му Бо­гу и ко пре­чис­той Бо­го­ма­те­ри. Уви­дев­ши это ли­тов­ские лю­ди во рвах под сте­на­ми гра­да, ис­пу­га­лись и по­бе­жа­ли изо рвов в та­бор свой».

При­чем, Сер­гия яв­ст­вен­но ви­де­ли не толь­ко оса­ж­ден­ные, но и оса­ж­даю­щие, сре­ди ко­то­рых, к со­жа­ле­нию, бы­ли и рус­ские ка­за­ки. Один из них, по име­ни Иван Ря­за­нец, при­шел в мо­на­стырь и со­об­щил, что ли­тов­цы ве­дут под­коп под­круг­лую баш­ню. А по­том по­яс­нил, от­че­го это он ре­шил вы­дать на­ме­ре­ния союзников и пре­ду­пре­дить об опас­но­сти. « В про­шлую ночь, - на­чал он свой рас­сказ, - бы­ло ви­де­ние ата­ма­нам и ка­за­кам на­шим; ви­де­ли мно­гие, как во­круг гра­да хо­ди­ли два се­до­бо­ро­дых стар­ца, на­по­ло­ви­ну уто­нув­шие в зем­ле, све­то­зар­ных об­ли­ком. И бы­ли это нек­то дру­гие, как чу­до­твор­цы Сер­гий и Ни­кон».

По­яс­ним: пре­по­доб­ный Ни­кон Ра­до­неж­ский - уче­ник Сер­гия и по­сле его смер­ти, игу­мен Трои­це-Сер­гие­во­го мо­на­сты­ря. Во вре­мя на­ше­ст­вия ха­на Эди­гея на Мо­ск­ву в 1408 го­ду Тро­иц­кая оби­тель бы­ла раз­ру­ше­на и со­жже­на; Ни­кон уст­ро­ил ее сно­ва на преж­нем мес­те. Скон­чал­ся в 1426 го­ду; па­мять его от­ме­ча­ют 17 но­яб­ря.
Ме­ж­ду тем ка­зак про­дол­жал свой рас­сказ о свя­тых игу­ме­нах мо­на­сты­ря, пер­вом и вто­ром. «Один, - го­во­рил он о Сер­гии, - имел в ру­ке зо­ло­тую ка­диль­ни­цу, а над ка­диль­ни­цей жи­во­тво­ря­щим крест и тем бла­го­слов­лял го­род­ские сте­ны. Дру­гой же имел в сво­ей пра­вой ру­ке кисть как кропило, в дру­гой же ру­ке - ча­шу, из ко­то­рой кро­пил свя­той во­дой сте­ны оби­те­ли. И пе­ли они свои­ми ус­та­ми стих всеглас­но: - Спа­си гос­по­ди, лю­ди твоя!

И об­ра­тил­ся к на­шим пол­кам пре­по­доб­ный, а от ли­ца его сия­ло ог­нен­ное пла­мя: « О зло­деи, за­ко­но­пре­ступ­ни­ки! По­что со­шлись ра­зо­рить дом пре­святой Трои­цы и в нем бо­жьи церк­ви ос­к­вер­нить? И мо­на­хов, и всех про­чих лю­дей по­гу­бить? Но не даст вам на это бла­го­сло­ве­ние Гос­подь!»

И, по при­зна­нию ка­за­ка, по­сле этих слов Сер­гия слу­чи­лось чу­до. Ли­тов­цы, да­ле­кие от пра­во­слав­ной ве­ры, не ве­ря сво­им гла­зам, при­ня­лись стре­лять в го­во­рив­ше­го, ду­мая, что пе­ред ни­ми ка­кой-то мо­нах. Но пу­ли и стре­лы в по­ле­те раз­вер­ну­лись, по­ле­те­ли об­рат­но и по­ра­зи­ли са­мих стре­ляв­ших: кто стре­лял, тот и был ра­нен из сво­его же ору­жия. Но де­ло на том не кон­чи­лось. Пре­по­доб­ный явил­ся еще раз, но на сей раз он при­шел толь­ко к рус­ским ка­за­кам и от­чи­тал их в пух и прах, при­гро­зив: «Моль­бу на вас, зло­де­ев, со­тво­рю все­выш­не­му ца­рю, и во ве­ки осу­ж­де­ны бу­де­те му­чить­ся в гее­не ог­нен­ной». При этом как бы яви­лось в не­бе ви­де­ние и са­мой гее­ны огненной. Казак опи­сал ее так: «И бы­ли в то вре­мя мол­нии и гро­мы на не­бе, а с за­па­да и юга поя­ви­лись два озе­ра ве­ли­ких и сли­лись во­еди­но, и под­ня­лись вверх, вста­ли как го­ра, и по­то­пи­ли все пол­ки ли­тов­ские».

Ви­де­ние в не­бе ви­де­ли мно­гие, в том чис­ле по­ля­ки и литовцы. На сле­дую­щее ут­ро они со­бра­лись об­су­дить уви­ден­ное. Мно­гие думали, что это пред­вест­ник на­вод­не­ния. Не­ожи­дан­но встал с мес­та дон­ской ата­ман Сте­фан Епи­фа­нец и об­ра­тясь к гет­ма­ну Са­пе­ге и па­ну Ли­сов­со­му, ска­зал: « Ве­ли­кие гет­ма­ны!Я ска­жу вам,что та­кие сны не к до­б­ру бы­ва­ют. Это зна­ме­ние яв­ля­ет пре­по­доб­ным Сер­гий чу­до­тво­рец, ко­то­рый не во­да­ми пу­га­ет нас, но мно­же­ст­во пра­во­слав­ных вои­нов ве­дет на нас. И ве­ли­ко па­де­ние на­ше бу­дет...»

Ли­тов­цы воз­му­ти­лись и закричали, что дон­ской ата­ман спе­ци­аль­но за­пу­ги­ва­ет лю­дей потому, что за­ду­мал из­ме­ну.

Сте­фан же по­слу­шав их ре­чи, толь­ко плю­нул се­бе под но­ги, да и со­брал все свои пять со­тен че­ло­век и той же но­чью увел их от стен Тро­иц­ко­го Сер­гие­ва мо­на­сты­ря, что­бы не тво­рить зла рус­ским лю­дям и еди­но­вер­цам.
По­ля­ки бро­си­лись в по­го­ню и на­гна­ли ка­за­ков у ре­ки Клязь­мы, но они, как пи­шет Па­ли­цын, «по­ми­ло­ван­ные от Бо­га мо­лит­ва­ми от­ца на­ше­го Сер­гия, уш­ли не­по­вре­ж­ден­ны­ми и вер­ну­лись на Дон во здра­вии. А ата­ман Сте­фан Епи­фа­нец ве­лел о том рас­ска­зать мо­на­стыр­ским лю­дям».

На том и закончим рассказ о делах XIV века и их эхе в грядущем. Перейдем к веку пятнадцатому, чтобы рассказать об одной литовской княжне, ставшей великой русской княгиней.