Известный нидерландский фотограф-документалист Мартин Ремерс сделал серию фотопортретов ветеранов Второй мировой войны, подкрепленными краткими воспоминаниями. Как говорит сам 43-летний фотограф, при создании портретов его волновала тема войны, роли и места в ней человека.

• Сергей Розанов, 1925 г.р., Советский Союз
  Я был очень доволен новыми ботинками. Всю войну, до Венгрии, я проходил в старых, и они совершенно износились. Товарищи купили мне новые на кожевенной фабрике возле озера Балатон. Когда я примеривал их, на дом, где мы сидели, упала бомба. Трое были убиты, а кусок шрапнели пробил мой новый ботинок. Я страшно расстроился. Из-за раны в ноге меня отправили в госпиталь. Выдали больничную одежду, и я больше не видал своих ботинок. Прекрасно помню, как они выглядели: красивые, блестящие, из черной кожи. Настоящее произведение искусства.
  

  

• Лейн Йонкер, 1916 г.р., Нидерланды
  25 октября 1943 года мы вылетели во Францию, бомбить аэропорт. Немцы палили по нам с земли. Самолет подбили, я был тяжело ранен. Правая рука висела на клочке кожи. Стеклянная орудийная башня, в которой я сидел, была разрушена, но я не мог оттуда выбраться. Так мы и полетели обратно в Англию. На девять месяцев меня положили в больницу. Друзьям не позволяли меня навещать: командиры боялись, что, увидев меня, они не захотят больше летать. К счастью, руку пришили на место. В больнице я получил письмо от королевы Вильгельмины и крест «За летные боевые заслуги». Я был несколько разочарован, потому что такие награды обычно вручали лично принц Бернард или королева. Зато король Георг с женой меня навестили. Король отметил мою храбрость, а королева потом прислала мне множество открыток.
  

  

• Герхард Хиллер, 1921 г.р., Германия
  Весной 1944-го я был в бункере на нормандском побережье. В свое дежурство мы стояли на часах, а в остальное время ходили на пляж через минное поле, купались и загорали. 6 июня я стоял на часах, когда внезапно началась высадка. Столько кораблей, что нельзя было сосчитать. Мы были изумлены, ведь мы ждали, что союзники высадятся в Кале, а не в Нормандии. Некоторые начали молиться, некоторые обмочились от страха. Меня взяли в плен и отправили в Техас. В Америке собирал хлопок с неграми. После войны нас отправили в Англию, на «восстановительные работы», как они говорили. Это продолжалось до 1948 года, в нарушение международных законов, по которым все пленные должны быть отпущены по окончании военных действий. Я ушел из дома в 19 лет, а вернулся в 27. Потерял лучшие годы своей жизни.
  

  

• Эдвард Гамильтон, 1917 г.р., США
  По мне — трусость хуже смерти. Я трижды ранен. В последний раз — шрапнелью в лицо. В моем батальоне бывали солдаты, которые специально калечились, чтобы поехать домой. Один отстрелил себе палец на ноге. Но я следил, чтобы самострельщиков судили и приговаривали к тяжелому труду. Один офицер как-то расхотел служить. Сказал, что сам-то он храбрый, но ему трудно мириться со смертью подчиненных. Я разжаловал его в рядовые и послал на передовую, чтобы он мог проявлять свою храбрость, не заботясь об ответственности за других.
  

  

• Полина Святогорская, 1925 г.р., Советский Союз
  Я училась на медсестру. Когда началась война, пошла на фронт. Но ни одна воинская часть не хотела меня брать, потому что мне было всего 16 лет. Я пришла в штаб железнодорожных войск, который находился в Казани, и стала их упрашивать: «Возьмите меня. Я вам нужна, ведь я медсестра». И меня все-таки приняли. Я была помощницей хирурга. На первой моей операции пациенту ампутировали ногу. Врач протянул ее мне. Я не хотела брать и умоляла: «Пожалуйста, пришейте ногу обратно». Но хирург приказал закопать ее. Я вышла вся в слезах. Меня увидели солдаты – они взяли ногу и сами похоронили ее. До того момента я не имела представления, что такое война.