Вскоре после моего выпуска из училища, мой бывший ротный предложил мне съездить в гости к его отцу. Сказал, что перед поездкой в Афганистан мне будет интересно (и полезно) пообщаться с бывшим войсковым разведчиком...

Источник:

Вскоре после моего выпуска из училища, мой бывший ротный предложил мне съездить в гости к его отцу. Сказал, что перед поездкой в Афганистан мне будет интересно (и полезно) пообщаться с бывшим войсковым разведчиком.
Мы приехали перед обедом. Деревня была небольшой, домов двадцать - не более. Второй дом от околицы был конечной точкой нашего путешествия. Мы прошли за калитку. По двору бродили куры, в пруду плескались утки. На завалинке умывался большой серый кот. Видно намывал гостей. То есть нас. Все это походило на сценку из какого-то детского фильма. Или сказки. Да, скорее, сказки. Потому что в глубине двора открылись ворота, и великан двухметрового роста вынес на руках из хлева небольшого бычка. Поставил его на ноги и только после этого обратил на нас внимание.
- А, Гриша. Я сей минут. Хлев дочищу и приду. Ты пока веди гостя в дом. И скажи матери, пусть накрывает на стол. - Великан приветливо кивнул головой в мою сторону.
Дом был непривычно большим. Под стать самому великану. С горницей и светелкой. С кладовыми и террасами. С разными мостками и переходами. С огромной русской печью. И множеством больших и маленьких комнат и комнатушек, в которых легко было заблудиться. Или ненароком наткнуться на какого-нибудь домового или лешего.
- Григорий Николаевич, а зачем ваш отец вынес бычка из хлева? Бычок, что сам не мог выйти? - Не удержался я от вопроса.
Ротный удивленно пожал в ответ плечами.
- А кто его знает?! Наверное, мог бы. Но там порожек высокий. И батя всегда его выносит...
Да, невольно подумалось мне, вполне возможно, что бычок немного подвернул ногу и чтобы её осмотреть, отец ротного вынес пострадавшего на свет. А что?! В нем и весу-то кот наплакал. Правда, кота, лежащего на завалинке, не случайно называли Толстым. И, видимо, при необходимости плакать он умел от души - бычок явно весил не меньше центнера.
Григорий Николаевич познакомил меня со своей мамой, тетей Нюрой. Миниатюрной женщиной с удивительно добрыми глазами. Через полчаса мы уже сидели за накрытым столом. Уплетали за обе щеки вкуснейший борщ со сметаной. А дядя Коля, отец ротного, рассказывал нам о войне. О том, как он попал на фронт. И о своем боевом крещении.
- Призвали меня в начале сорок третьего. Был я тогда крепким, здоровым парнем. Не то, что сейчас (мне невольно подумалось о бычке, и я попытался представить, каким дядя Коля был в молодости? Прим. авт.). Хотя и стукнуло мне всего семнадцать лет, выглядел я на все восемнадцать. Служить я попал в полковую разведроту. На фронте в эти дни стояло затишье. Шли, так называемые, бои местного значения.
В ближайшие дни намечалось большое наступление. И нашему командованию срочно потребовался "язык". Вот уже несколько дней над этой задачей ломал голову начальник разведки полка. Несколько предыдущих поисков не увенчались успехом. Немцы не смыкали глаз. Служба у них хорошо была поставлена. Раз за разом возвращались наши разведгруппы не солоно хлебавши.
Все это продолжалось до тех пор, пока наши наблюдатели не обратили внимания на пулеметную ячейку на правом фланге одной из немецких рот. Наблюдатели докладывали, что ночью пулеметчик в этой ячейке почему-то всегда оставался один. Без второго номера.
Этого пулеметчика и решено было захватить в плен. В состав разведгруппы включили и меня. Как новичку, задачу мне поставили самую, что ни на есть простую. После того, как саперы проделают проходы в наших и немецких минных полях, вместе с одним из разведчиков (его звали Семеном), я должен был прикрывать действия группы захвата.
Так оно все и было, как планировалось. Перед рассветом саперы проделали проходы в минных полях. Мы с Семеном заняли свои позиции. А два разведчика из группы захвата сиганули в немецкий окоп.
Из окопа несколько минут слышалась какая-то возня. А затем все стихло. Пора уже было появляться нашим ребятам с пленным немцем. Но их все не было и не было. Что-то явно пошло не так. Семен приказал мне прикрывать его, а сам пополз в сторону окопа. Перевалился через бруствер и тоже исчез. Снова раздался шум борьбы, и снова все стихло. В голове не укладывалось, что могло там произойти?!

Не укладывалось до тех пор, пока со стороны немецкого окопа не раздался какой-то шум. При тусклом свете взлетевшей ракеты я увидел, как над бруствером появилась голова немца, устанавливающего перед собой пулемет. Через cекунду раздался его требовательный голос:
- Иван, иди сюда.
Он не мог меня видеть. Никак не мог! Хотя мне до сих пор кажется, что смотрел он мне прямо в глаза. Это вряд ли. Просто фашист понимал, что кроме группы захвата, рядом должна была находиться и группа прикрытия. К тому времени я уже догадался, что все мои товарищи погибли. А еще догадался, что и мне уйти не удастся. Пулеметчик не даст. И пулемет, установленный на бруствер, был тому подтверждением.
Отложил я тогда в сторону бесполезный теперь автомат. Достал из-за голенища сапога нож, поднялся на ноги и пошел к немецкому окопу. Догадывался я, что было нужно немцу. И не ошибся. Немцу хотелось крови. Вылез этот фашист из окопа и пошел мне навстречу. Такого здорового бугая мне встречать еще не приходилось.
Путь этот длился целую вечность. Успел я вспомнить всю свою жизнь за это время. Да, в деревне мы, бывало, дрались. Куда ж без этого?! Сходились и стенка на стенку. Но никогда в жизни не приходилось мне использовать в драке нож. Правда, сегодня стоял передо мною враг. Тот, который только что убил моих товарищей. И сейчас идет убить меня самого. Все это было понятно. Но ударить его ножом я все равно не мог.
А потому переложил нож из правой руки в левую. И привычно, как в деревенской драке, ударил фашиста кулаком в лицо. Разве, что чуть сильнее, чем обычно. Потому что кулак мой проломил немцу переносицу. И пулеметчик упал замертво.
До рассвета оставалось совсем мало времени. Наскоро обыскал я немца. Забрал его солдатскую книжку, какие-то документы и письма. Непонятно зачем, забрал его штык. А затем вытащил из окопа наших ребят. Все они были зарезаны. Связал я двух своих товарищей поясными ремнями вместе, чтобы удобнее было нести. К Семену привязал оружие. И в два захода вынес их всех к нашим позициям.
Наш поиск так и не увенчался успехом. Языка взять не удалось. К тому же, почти вся наша разведгруппа погибла. Это было провалом. Правда, в одном из писем немецкого пулеметчика нашли довольно забавную информацию. Оказывается, их командир полка был не только хорошим службистом, но и хорошим семьянином. Каждую неделю он отправлял посылки своей семье в Фатерлянд. С продуктами. В том числе, и с продуктами из солдатского пайка. А это было уже крысятничеством. Такая информация стоила дорого.
На следующий день из политотдела дивизии пришла к нам машина с громкоговорителем. Один из немецких антифашистов выступил с пламенной речью. Он говорил о необходимости одуматься, сдаваться в плен. И лишь вскользь обмолвился о продуктовых посылках командира полка. Но этого "упоминания" оказалось достаточно, чтобы немецкое командование вскоре сняло того с должности и отдало под суд. Полк был отведен в тыл на переформирование. А ему на смену была поставлена какая-то румынская часть.
Возможно, румыны были хорошими солдатами. Но это был сорок третий год, а не сорок первый. В сорок третьем году они воевали уже немного иначе. Да, и боевое охранение у них было организовано куда хуже, чем у немцев. Поэтому проблем с захватом румынского "языка" у нас уже не возникло. И вскоре наши войска перешли в решительное наступление.
За свое боевое крещение получил дядя Коля медаль "За Отвагу". Штык немецкого пулеметчика он пронес через всю войну. И через сорок лет после окончания войны подарил его мне...
Возвращался я домой с тяжелым чувством. Меня мучил один вопрос: смогу ли я сам ударить ножом другого человека? Точнее, врага?
Моему крестному было двадцать семь лет, когда он заступился за девушку, к которой приставали хулиганы. Они пытались отнять у неё сумочку. В сумочке, как позднее выяснилось, лежало что-то около двух рублей мелочью. Крестный был хорошим спортсменом, мастером спорта по боксу. В этой ситуации для него не было ничего сложного. Он даже не собирался никого бить, лишь попросил парней оставить девушку в покое. Парни тоже не хотели драться. Просто ударили его ножом в спину. Он умер еще до приезда скорой помощи.
Да, вполне возможно, что для кого-то ударить другого ножом было легче, чем выкурить сигарету. Но только не для меня.
Я только что окончил военное училище. Успешно сдал выпускные экзамены. Меня научили высшей математике и сопромату, вождению боевых машин и метко стрелять по мишеням. Научили многому. Кроме двух вещей - ненавидеть и убивать врага. Смогу ли я сделать это в нужную минуту? Уверенности в этом у меня не было...
P.S. На фото: мой ротный Григорий Николаевич Белянин в 2010-м году. Он удивительно похож на своего отца, бывшего войскового разведчика Колю Белянина, каким я его увидел в 1985 году.
© Александр Карцев (http://kartsev.eu)

.