Эта давняя и неискоренимая традиция проявлялась по-разному. В большинстве случаев «цук» существовал в виде полу-шутливых ритуалов и не был особой тягостью для юнкеров или кадетов. Но в отдельных случаях, особенно в кадетских корпусах, где воспитывались дети и подростки, «цук» приобретал отвратительные, ужасные и циничные формы.

Такому случаю преподаватель одного из кадетских корпусов посвятил целую статью, которая вышла в 1908 году в «Педагогическом сборнике», издаваемом при Главном управлении военно-учебных заведений». Не называя своего имени и корпуса, офицер поведал о чудовищных формах «цука», с которыми ему пришлось столкнуться, предупредил других педагогов и призвал к беспощадной борьбе с «цуком». Вот что он рассказал.
"Рота начала учебный 19... год в составе четырех отделений: два отделения 3-го и два отделения 4-го класса. Третьеклассники радовались, что перешли в высшую роту, где жизнь им казалась свободнее; а четвероклассники радовались, что они стали старшими в роте, главарями.
Привычные среди кадет щелчки, пинки и оплеухи не переходили сначала за обычные в их общежитии пределы, и 3-й класс в начале учебного года не чувствовал еще особенной тяготы от старших товарищей.
Но вот приехал ив отпуска запоздавший силач 4-го класса, 5 годами и силой очень превосходящий своих сверстников, но убогий в отношениях умственном и нравственном.
Он решил поднять престиж 4-го класса и с честью поддержать традиции цуканья. Деятельным его помощником явился кадет, оставшийся на 2-й год в 3-м классе. Последнему это было выгодно потому, что при таком союзе он выговаривал право второгодникам 3-го класса, а, стало быть, и себе, не подвергаться цуканью. К этим двум присоединились еще трое; эти господа, обладавшие увесистыми кулаками и маленькой совестью, убедили четвероклассников в необходимости и выгодности цуканья; образовалась шайка, приблизительно в 26—30 человек.
Цук шел крещендо. Сначала цукатели удовлетворяли только свой аппетит, жадность и властолюбие. Цукатель являлся в 3-й класс и объявлял: «Ты, А., принесешь мне половину второго блюда; вы, Г., Д., Ж., принесете по целому третьему блюду». Протестов не было: протестант немедленно получал «по морде». Можно было только кому-нибудь из облагаемых съестной податью почтительно доложить цукателю, что его уже предупредил другой цукатель, а потому второе или третье блюдо доставлено быть ему сегодня не может; тогда цукатель возлагал эту подать на какого-нибудь другого третьеклассника, «незанятого».
Особенно голодали те слабосильные и малокровные третьеклассники, которым, ради прибавки сил, полагались особые, лазаретные или усиленные, порции: на такие порции всегда находились охотники из цукателей, а потому состоящим на этих порциях третьеклассникам не приходилось съедать ни особой, ни обычной порции, и они нисколько не поправлялись, несмотря на предписанный им особый пищевой режиме. У цукателей же образовывались горы вторых и третьих блюд; они, обжираясь до отвалу, все-таки не могли сесть всего того, что вынудили. Тогда устраивались «представления» такого сорта: цукатель зовет третьеклассника к кучке котлет. «Ешь котлету». Тот съедает с аппетитом. «Ешь другую». Съедает. «Лопай третью». «Не могу». Бац по морде. Со слезами, давясь, с отвращением, но ест. Количество съедаемых в этом случае котлет (а иногда и третьего блюда) зависело от милосердия цукателя. Некоторые из любителей «представлений» среди цукателей заставляли съедать 6—7 котлет.

Развращение шло быстрыми шагами. От съестного цукатели перешли к собственным вещам младших товарищей. Ножик, карандаш, ручка, пенал, шкатулка, — все то, что понравилось цукателю, все должно было безвозмездно перейти к нему, иначе—«по морде» или угроза подвергнуть «темной». Смысл этого выражения, взятого с арестантского жаргона, такой: «провинившийся» пред цукателями заманивался в укромное место, преимущественно в спальню; там на его голову накидывались шинели или одеяло, и его били чем попало и куда попало; истязание продолжалось иногда чуть не до потери сознания. Часто «темная» производилась ночью, над заснувшим.
Особенно часто подвергались «темной» два кадета (Оба эти кадета, нервнобольные, удалены из, заведения из старших классов: один за попытку оскорбить действием воспитателя, а другой, через год, за оскорбление действием; можно с достоверностью сказать, что цуканье искалечило обоих – Прим. автора), которые никак не могли примириться с издевательствами и днем нападали на отдельных цукателей; за это ночью подвергались темной... Нельзя сказать, чтоб они провели много спокойных ночей за этот учебный год: «темной» они могли ожидать решительно каждую ночь...
Но скоро вымогательство или, вернее, ограбление вещей у третьеклассников перестало удовлетворять жадность вымогателей. Развращаясь все больше и больше, соединившись с наиболее сильными кадетами-второгодниками 3-го класса, цукатели обложили угнетаемых еще и денежной пеней. Всякий, могущий достать деньги, должен был платить за отпуск 10—20 коп.; не ходящие в отпуск, но имеющие деньги на руках воспитателя, должны были «записываться» (не объясняю этого термина, так как, полагаю, смысл его известен каждому воспитателю) на те лакомства или вещи, какие требовались цукателями. Едущие в продолжительный отпуск (Рождество, масленицу, Пасху) должны были привезти из отпуска, кроме подати натурой, еще денежную дань, по особой раскладке, рублей до пяти. Родители и опекуны, само собой разумеется, не должны были и подозревать, почему дети выпрашивали эти деньги, и куда шли эти деньги...
Если кто-либо из цукателей разбивал стекло, портил или терял казенную вещь, то за него должен быть «сознаться» назначенный им третьеклассник, с которого удерживались деньги и которого подвергали взысканию, если порча признавалась воспитателем умышленной.