Шуты появились еще в древности. Первое упоминание шута (planus regium) встречается у Плиния Старшего в его рассказе о визите Апеллеса во дворец короля Птолемея I…
Расцвет шутовства пришелся на Средние века, когда для многих это было единственным способом заработать на пропитание. Все королевские дворы имели собственных шутов, которые развлекали монархов и их приближенных музицированием, жонглированием, шутками и анекдотами, всевозможными ребусами и играми.
Шут — аналог клоуна, ассоциируемый, как правило, со Средневековьем.
Традиционно шут изображается в шутовском колпаке с бубенцами. Три длинных конца колпака символизируют ослиные уши и хвост — атрибуты карнавальных костюмов во время римских Сатурналий и «ослиных процессий» раннего средневековья.
В Англии традиция придворного шутовства была прервана со свержением Карла I в 1649 году. Оливер Кромвель создал пуританскую республику, где не было места такому фривольному занятию.
Шут был символическим близнецом короля. Шуты воспринимались как люди, оставшиеся по божьей воле недоразвитыми детьми. Не только люди с актерскими способностями, но и люди с психическими заболеваниями зачастую зарабатывали шутовством средства к существованию.
Все королевские дворы средневековья нанимали различного рода шутов, в умения которых входило музицирование, жонглирование, актерство и загадывание загадок.
В период правления Елизаветы первой Английской Уильям Шекспир пишет свои пьесы, часто выводя в них шута в качестве одного из лирических героев.
C наступлением эпохи Просвещения и Реформации традиция найма шутов прервалась.
На Руси шутовство имеет давние традиции. Персонаж русских сказок Иван-дурак часто противопоставляется Царю именно в качестве носителя некого тайного знания, кажущегося глупостью.
При русском барском доме или дворце содержались шуты, в обязанности которых входило развлекать забавными выходками господ и гостей. При дворе русских царей, а после и императоров также содержались шуты.
Известны придворные шуты Петра Великого Иван Александрович Балакирев, вошедший в историю множеством рассказанных якобы им анекдотов, и Ян д’Акоста, которому за политические и богословские споры Пётр пожаловал остров в Финском заливе и титул «Самоедского Короля».
Портрет Якова Тургенева, шут Петра I.
Прослеживается также определенная связь традиции шутовства с традицией юродства, хотя последнее несло существенно большую духовную, сакральную нагрузку.
В трилогии Александра Дюма «Королева Марго», «Графиня де Монсоро» и «Сорок пять» выступает придворный шут короля Генриха III Шико — чрезвычайно умный и благородный человек.
Но исследователи склоняются к тому, что сакральный смысл шутовства все же уходит корнями в язычество, и шуты являются не сумасшедшими, а пифиями, пророками, хранителями тайных знаний.
И тому множество примеров, в том числе и не из европейской истории и литературы. В исламе шутом назывался Ходжа Насреддин — редкий хитрец и пройдоха. А в литературе шут, зачастую, выступает в роли провидца или человека, так или иначе заставляющего главного героя обратить внимание на то, что до этого казалось неважным. А в гетевском «Фаусте» в роли королевского шута выступает сам Мефистофель.
Шутки шутов
При дворе людовика VI толстого состоял в шутах деревенский дурачок Корот. Этому полу-нормальному хулигану очень нравилось дразнить пажей в присутствии дам. И однажды их терпение лопнуло. они решили проучить нахала. А так как трогать его категорически запрещалось под страхом смерти, они просто прибили ему ухо к столбику одного из парковых навесов.
Взбешенный король устроил расследование, которое состояло в том, что пажи, выстроившись шеренгой, должны были либо признаться, либо отрицать участие в проделке, а шут, следующий за королем вдоль строя, должен был их опознавать. Каждый из пажей громко клялся честью и верностью:
— Государь, меня там не было!... — Когда они дошли до последнего, король вопросительно посмотрел на шута, а тот, уже забыв за чем они собственно собрались, вытянулся в струнку и громко выкрикнул:
— Да там вообще никого не было. И меня в том числе.
После чего пажей отпустили. А Корот поскакал по своим шутовским делам, чтобы другие пажи прибили ему еще одно ухо.
При дворе Генриха III хулиганил в свое удовольствие Шикот дворянин, таким образом скрывавшийся от своих гонителей герцогов майенских... Имел он два несомненных преимущества: он был остроумен и он был мужчина.