Поездка в Освенцим: за воротами лагеря
Знаете, я, наверное, не открою вам чего-то нового, если скажу, что концентрационный лагерь Аушвиц полон огромного количества ужасов. Помещения бывших бараков сегодня превращены в выставочные павильоны. Однако ужасающая/пронзительная/щемящая атмосфера этого места все равно пробирает до дрожи. Никакие снимки не смогут передать этого.
Сказать по правде – в этом месте мне совсем не хотелось фотографировать. Как будто делать фото ЗДЕСЬ было чем-то неправильным или даже кощунственным. Такое же чувство у меня когда-то было на Лычаковском кладбище Львова. Но в Освенциме все это усилилось в разы.
Кроме того, стоит отметить, что в большинстве павильонов делать снимки со вспышкой и вовсе запрещено. Поэтому качество фотографий в любом случае оставалось крайне низким. Единственным местом, где мне действительно захотелось достать фотоаппарат, был национальный павильон, созданный при поддержке правительства России. В этом месте было очень много плакатов и инсталляций, которые вызывали во мне целую россыпь самых противоречивых чувств. Одни из них – пробуждали в душе неясную тревогу...
Другие (как этот) – почти вызывали смех.
Вообще, лагерь Аушвиц включает в себя огромное множество национальных павильонов. В «венгерском» блоке была воссоздана атмосфера рабочих шахт. А в павильоне, созданном при поддержке Нидерландов, мне особенно запомнились инсталляции, показывающие конструкции специально созданных убежищ, в которых прятались евреи во время немецкой оккупации этой страны.
Самым же пронзительным и атмосферным мне показался павильон, созданный благодаря финансовой помощи Израиля. Там звучала тяжелая молитвенная музыка. И от ее мелодии становилось действительно страшно.
Не знаю почему, но в этом павильоне я вдруг вспомнил о краковском Музее Шиндлера, о которым мы уже писали в одной из своих предыдущих статей. В этом месте была одна комната – с белыми стенами и потолком. А на этих стенах были выбиты слова бывших узников краковского еврейского гетто. Мне особенно запомнилась одна: «Мы пели от страха. Нас били, но мы продолжали петь. Ведь только это помогало окончательно не свихнуться».