Предполагают, что последними словами Александра были:
«Борьба за царство обеспечит мне великие погребальные игры…», «Вижу, похороны у меня будут блестящие», «Отдайте мой трон лучшему».
Руф Квинт Курций в «Истории Александра Великого Македонского» описывает переживания его приближенных, которые оставались рядом с полководцем в его последние часы.
«…Видя, как у всех полились слезы, можно было подумать что войско взирает уже не на самого царя, а на его похороны. Но сильнее всего была печаль стоявших вокруг его ложа.
Взглянув на них, царь сказал: «Найдете ли вы, когда меня не станет, царя, достойного таких мужей?» Совершенно для всех невероятным покажется, что в той позе, какую он принял, когда решил созвать солдат, он оставался, пока все войско ним не попрощалось; отпустив солдат, точно выполнив долг своей жизни, он поник в полном изнеможении.
Александр в представлении художника Рембрандта

Позвав друзей поближе, — у него начал уже слабеть голос — он передал снятый с руки перстень Пердикке и распорядился, чтобы тело его было отвезено в храм Аммона. Когда его спросили, кому он оставляет царство, он ответил: тому, Тсто окажется наилучшим; впрочем, он предвидит, что для этого состязания готовятся в честь его большие похоронные игры. Тогда Пердикка в свою очередь спросил его, когда он хочет, чтобы ему присудили божеские почести; он ответил: «Когда вы сами будете счастливы». Это были его последние слова: скоро после этого он скончался».
Народ оплакивал своего царя, в этой скорби присутствовала не только горечь утраты, но и беспокойство за свою судьбу:
«Сначала весь царский дворец огласился плачем, жалобами и причитаниями, а потом все словно застыло в каком-то оцепенении: печаль привела к размышлениям о будущем. Знатные юноши, обычные его телохранители, не могли снести всей глубины своего горя и оставаться в пределах дворца: они бродили как безумные по всему городу и наполняли его своим горем и печалью, не прекращая жалоб, какие горе подсказывает в подобном случае. Итак, македонцы, стоявшие вне дворца, смешались с варварами, и в общем горе нельзя было отличить победителей от побежденных. Получилось как бы соревнование в печали: персы оплакивали справедливейшего и милостивейшего господина, македонцы — наилучшего и храбрейшего царя...
Проведя много времени в жалобах и оплакиваний царя, они потом начали жалеть самих себя».
"Великодушие Александра Македонского" или "Александр и семья персидского царя Дария".
Шарль Лебрен (XVII век)

Приближенные полководца, занятые разделением наследства, вспомнили о погребении своего царя только спустя несколько дней.
«Шел уже седьмой день, как тело царя лежало на катафалке, а мысли всех были отвлечены от ритуальных забот разрешением вопросов об устройстве государства…
…Когда друзья смогли наконец отдаться заботам о бездыханном теле и вошли в зал, не заметили на теле никаких признаков тления, ни даже бледности смерти: с лица его не сошла и та живость, которая поддерживается дыханием. Так что египтяне и халдеи, которым было приказано приготовить тело по их обычаю, сначала не решались тронуть его руками, думая, что оно дышит; затем, помолившись, чтобы им, смертным, было позволено прикоснуться к божеству, они очистили тело, наполнили благовониями и положили на золотое ложе, украсив голову знаками его сана...
…Тело Александра было наконец перевезено Птолемеем, которому достался Египет, в Мемфис, а оттуда через несколько лет в Александрию. Имени и памяти его там создаются всяческие почести».
Статуя Александра Македонского

Руф Квинт Курций также излагает версию отравления Александра Македонского:
«Многие думают, что он был умерщвлен ядом, который дал ему по приказанию отца сын Антипатра, по имени Иолла, бывший среди слуг царя.
Сила яда, добываемого в Македонии, такова, что он разрывает даже подковы, но копыто животного его выдерживает. Источник, из которого добывают этот яд, называют Стиксом; его привез Кассандр и передал брату Иолле, а этот влил его в питье царя…»
Средневековое представление событий

Ганнибал (247 год до н.э. —183 год до н. э.)