Москва

Большинство клиентов из курящего зала сидят по несколько часов. Кто-то работает с ноутбуком, кто-то тусит студенческой компанией. Я постоянно заменяю им пепельницы, каждый раз с отвращением выкидывая в мусорку горы чужих окурков. Пепел поднимается в воздух, садится на фартук. Здесь плохая вытяжка, болит голова, слезятся глаза.

Гость, за которым числился 75-й столик, ушел, не оплатив. Столик находится за колонной, и следить за ним невозможно. Кассир перечисляет убытки:

— Нам нужно продать мимо терминала капучино, кесадилью и эклер. Предлагай их всем.

— Девушка, примите сразу заказ! Мне тортилью с курицей!

Я записываю заказы. На барной стойке опять скопились полудохлые эспрессо с погибшей пенкой. Метнувшись к терминалу, забиваю блондинке кесадилью и отношу. Это пышущая жаром из микроволновки булка с телятиной.


— Ваша кесадилья.

— Девушка, что вы мне принесли? Я заказывала тортилью!

— Э-э… кесадилья вкусней!

— Девушка, вы издеваетесь? Я позову администратора! Принесите мой заказ.

— Зали-ин, — издевательски веселым тоном зову я. — Я снова ошиблась, отменяй заказ.

«Вот тебе твоя тортилья, сама просила», — с торжествующим видом я приношу исправленный заказ. Уже издали наблюдаю, как гостья копается в майонезе, выковыривая раскаленные огурцы…

Когда моя смена заканчивается, я мечтаю только об одном: пойти пожрать в соседнюю, точно такую же, кофейню и дать официантам побольше чаевых.

— Уже 16 часов. Я могу идти домой?

— Сначала сдай зал, — подбоченивается Залина.

«Сдать зал» — это значит отчитаться сменяющему тебя официанту, что у тебя на каждом столике наполненные сахарница и салфетница, а меню на столиках стоят параллельно друг другу. К середине дня все сахарницы наполовину пустеют, салфетницы развалены, меню в беспорядке.

— Рассчитай ей пока чаевые, — просит Залина бармена. — 50 процентов. Не торопись, она тут еще долго останется.

Мне достается 200 рублей. И на том спасибо: не такая уж Залина и стерва, из чаевых мои лишние заказы не вычла. Она свое дело знает: умудрилась впарить гостям все выписанные мной по ошибке блюда.

Формировать салфетницы нужно, составляя зубчатый круг из нескольких десятков сложенных треугольничков.

— Неровно, — комментирует Залина.

Оглядываю зал: все до одной салфетки нужно заново собирать в круги, потому что стоит гостю вытащить одну — и композиция разрушается. Слегка неполные сахарницы — значит, совсем неполные. Все 18 сахарниц нужно высыпать в кувшин, заполнить заново и с третьей попытки завинтить кривую резьбу. Просто досыпать не получится: сахар слеживается, и крышка с железным желобом не закроется. Носик кувшина шире, чем сахарница, и сахар убегает на пол. На негнущихся ногах я бегу за тряпкой, снова и снова наполняю сахарницы, снова поправляю трясущимися пальцами салфетки…

— Неужели ты не видишь, что эта салфетница кошмарная? — Глаза Залины наливаются кровью.

Ростов

Только через неделю я узнаю, что Марго вообще-то уволена и дорабатывает, пока не найдут замену. Куда идти дальше, не знает: она из области, за плечами у нее пищевой техникум, съемная квартира (одна на четверых) и кредит за телефон. Впрочем, Марго не унывает, бегает по кофейне, напевает песни из последней «Фабрики звезд» и на оставшиеся деньги собирается подколоть губы.

Удивительно, но давно я не встречала такой уверенности в завтрашнем дне, как тут. Все ждут чуда. Все собираются выйти замуж, и непременно очень удачно. Все помнят, что половина звезд Голливуда начинали с официантов. Все точно знают, что их работа — это временно, это такой этап, после которого начнется настоящая жизнь. Но парадоксальным образом никто не задумывается, как эта жизнь будет выглядеть.

— Когда я сюда пришла, сказала себе: главное — не подсесть! Заработать быстренько и уйти.

— И давно ты тут?

— Три года…

— А потом куда?

— Не знаю… в офис... это престижнее как-то…

— Кем?

— М-м-м-м-м… секретарем? Но я ведь без опыта, в офисе будут мало платить, а я уже привыкла, что деньги на кармане всегда есть…

— А почему у тебя на груди написано «Лена», хотя ты не Лена?

— А я, когда пришла, так и сказала: бейдж делать не обязательно, я тут ненадолго.

Это обыкновенная история. Девушки без опыта и часто без образования могут в кафе заработать больше, чем где бы то ни было. Они приходят «приодеться» и просто выжить в Ростове (почти все родом из области) и остаются, потому что гардероб требует постоянных вливаний, наращенные ногти — коррекции, копить никто не умеет, а уйти с каждым годом становится все сложнее. Самые умные параллельно получают «вышку» (лидирует экономический заочный), но это не спасает.

Планы на будущее, не считая замужества и Голливуда, у всех довольно смутные. Марго собирается чем-нибудь руководить: «Мне кажется, у меня характер начальника». Недавно пришедшая Света — «заработать денег, а потом во что-нибудь вложить». Майя — молодец, она ходит на испанский и учится на журналиста, собирается уехать в Испанию.

— Почему в Испанию? Ты там была?

— Нет, но я думаю, там красиво.

Любитель Высоцкого бармен Паша работал в отделе логистики какого-то алкогольного завода, попал под сокращение и пришел сюда, «чтобы пересидеть». Дольше всех официанткой работала Лариса, тут же, в «Кофеманах». Ей особенно нужно побыстрее замуж. Она даже ходит на психологический тренинг «Почему врут мужчины». Она и еще, пожалуй, Валентина — единственные здесь, в ком уже чувствуется скрытое разочарование. Они просто старше всех и, кажется, немного устали ждать, когда же начнется настоящая жизнь.

У меня появляется конкурентка — стажерка Маша. Ей 24, она откуда-то из-под Краснодара. Я самоустраняюсь: кофейне нужна официантка, Маше нужна работа, зачем им мешать? Переодеваюсь в туалете и ловлю себя на мысли, что ко всем очень привязалась. Если бы мне некуда было идти, я могла бы остаться здесь. Лет на пять — до тридцати дотянула бы (после тридцати, по словам Карины, работать нельзя, «фейс уже не тот»), а потом… Потом случилось бы что-то хорошее.